ОНЛАЙН ВИДЕО КАНАЛ С АСТРАЛЬНЫМ ПАЛОМНИКОМ
 
Задать вопрос можно в мини-чате, а так же в аське и скайпе
Есть вопрос? - найди ответ!  Посмотрите видео-FAQ - там более 700 ответов. ПЕРЕЙТИ
Ответы на вопросы в видео ежедневно c 18.00 (кроме Пт, Сб, Вс)
Посмотреть архив онлайн конференций 
 
  регистрация не обязательна, приглашайте друзей - люблю интересные вопросы
(плеер и звук можно выключить на экране трансляции, если они мешают)

 

 

       

 

Буду признателен, если поделитесь информацией в социальных сетях

Я доступен по любым средствам связи , включая видео
 
аська - 612194455
скайп - juragrek
mail - juragrek@narod.ru
Мобильные телефоны
+79022434302 (Смартс)
+79644902433 (Билайн)
(МТС)
+79158475148
+79806853504
+79106912606
+79106918997

 
Скачать бесплатно книгу СТРУКТУРА МАГИИ 149 Кб в архиве
ОСНОВНЫЕ РУБРИКИ САЙТА
МЕНЮ  САЙТА

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

ВХОД

В ПОРТАЛ

 

Библиотека 12000 книг

Аномальное   

Здоровье

Рейки  

Астрал  

Йога

Религия  

Астрология

Магия

Русь  

Аюрведа  

Масоны

Секс

Бизнес 

НЛП

Сознание

Боевое  

Он и она

Таро  

Вегетарианство  

Ошо

Успех

Восток  

Парапсихология

Философия

Гипноз  

Психология  

Эзотерика  

ДЭИР

Развитие

900 рецептов бизнеса

 

 

Видеоматериалы автора сайта

Практика астрального выхода. Вводная лекция

Боги, эгрегоры и жизнь после

 жизни. Фрагменты видеокурса

О страхах и опасениях, связанных с выходом в астрал
 

Видеокурс астральной практики. Практический пошаговый курс обучения

 

Интервью Астрального паломника
 

Запись телепередачи. Будущее. Перемещение во времени

Призраки в Иваново. Телепередача

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги

Музыка

онлайн- видео

Партнерская программа

Фильмы

Программы

Ресурсы сайта

Контактные данные

 

Код доступа 2461537

СТРУКТУРА МАГИИ   149 Кб в архиве

Из глубины веков доходят до нас песни и легенды о чудесной власти магов
и кудесников. Обычного человека всегда захватывала мысль о существовании
колдунов, ведьм, чародеев, шаманов и гуру, вызывая в нем чувство
благоговения и ужаса. Эти наделенные властью и облаченные покровом
таинственности люди поразительным образом противостояли традиционным
способам взаимодействия с миром. Заклинания и заговоры этих людей вызывали в
других неимоверный страх и одновременно привлекали к себе обещанием помощи и
избавлением от бед. Совершая свои чудеса при большом скоплении народа, эти
люди одновременно умели поколебать представления об обычной реальности
времени и пространства и представить себя носителями качеств, не поддающихся
научению и усвоению.
В наши дни мантия чародея чаще всего обнаруживается на плечах
динамичных по своей природе практиков психотерапии, которые поразительно
превосходят своими умениями других специалистов в этой области. Наблюдая за
их работой, испытываешь поразительные чувства удивления, неверия и полного
недоумения, тем не менее, магия этих психотерапевтических колдунов и
чародеев, подобно магии колдунов и чародеев всех времен и народов, сведения
о которых, передаваемые из поколения в поколение, дошли до наших дней, --
обладает определенной структурой.
 

 

 

Выдержки из произведения

 

Джон Гриндер

Ричард Бэндлер

 

СТРУКТУРА МАГИИ

ТОМ 1

 

 

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Из глубины веков доходят до нас песни и леген­ды о чудесной власти магов и кудесников. Обычного чело­века всегда захватывала мысль о существовании колдунов, ведьм, чародеев, шаманов и гуру, вызывая в нем чувство благоговения и ужаса. Эти наделенные властью и облачен­ные покровом таинственности люди поразительным обра­зом противостояли традиционным способам взаимодейст­вия с миром. Заклинания и заговоры этих людей вызывали в других неимоверный страх и одновременно привлекали к себе обещанием помощи и избавлением от бед. Совершая свои чудеса при большом скоплении народа, эти люди од­новременно умели поколебать представления об обычной реальности времени и пространства и представить себя но­сителями качеств, не поддающихся научению и усвоению.

В наши дни мантия чародея чаще всего обнаруживает­ся на плечах динамичных по своей природе практиков пси­хотерапии, которые поразительно превосходят своими умениями других специалистов в этой области. Наблюдая за их работой, испытываешь поразительные чувства удив­ления, неверия и полного недоумения, тем не менее, магия этих психотерапевтических колдунов и чародеев, подобно магии колдунов и чародеев всех времен и народов, сведе­ния о которых, передаваемые из поколения в поколение, дошли до наших дней, — обладает определенной структу­рой.

Принц и маг

Жил однажды на свете один принц, который верил во все, кроме трех вещей, в которые он не верил. Он не верил в принцесс, он не верил в острова, и он не верил в Бога. Отец принца, король, сказал ему, .что таких вещей на све­те не существует. Так, во владениях отца не было ни прин­цесс, ни островов и никаких признаков Бога; и принц ве­рил своему отцу.

Но вот однажды принц сбежал из дворца и оказался в другой стране. И в этой стране он с любого места побережья мог видеть острова, а на этих островах странные, вызыва­ющие волнение в крови, существа, называть которые у не­го не хватило духу. В то время, как он был занят поисками лодки, к нему подошел человек в вечернем наряде.

— Это настоящие острова? — спросил юный принц.

— Разумеется, это настоящие острова, — ответил ему человек в вечернем платье.

— А эти странные волнующие существа?

— Это самые настоящие, самые подлинные принцессы.

— Тогда Бог тоже должен существовать! — восклик­нул принц.

— Я и есть Бог, — ответил ему человек в вечернем наряде и поклонился.

Юный принц изо всех сил поспешил к себе домой.

— Итак, ты вернулся, — приветствовал его король-отец.

— И я видел острова, видел принцесс, и я видел Бога, — заметил ему принц с упреком. Король отвечал непреклонно:

— На самом деле не существует ни островов, ни прин­цесс, ни Бога.

— Но я видел их!

— Скажи мне, во что был одет Бог?

— Он был в вечернем наряде.

— Были ли закатаны рукава его пиджака? Принц вспомнил, что рукава были закатаны. Король улыбнулся.

— Это обычная одежда мага, тебя обманули. Тогда принц вернулся в другую страну, пошел на тот же берег и снова встретил человека в вечернем наряде.

— Король, мой отец, рассказал мне, кто вы такой, — заявил ему принц с возмущением. — Прошлый раз вы об­манули меня, но на этот раз это не пройдет. Теперь я знаю, что это ненастоящие острова и ненастоящие принцессы, потому что вы сами — всего лишь маг.

Человек на берегу улыбнулся в ответ.

— Ты сам обманут, мальчик мой. В королевстве твоего отца множество островов и принцесс. Но отец подчинил тебя своим чарам, и ты не можешь увидеть их.

В раздумье принц вернулся к себе домой. Увидев отца, он взглянул ему прямо в глаза.

— Отец, правда ли, что ты не настоящий король, а всего лишь маг?

— Да, сын мой, я всего лишь маг.

— Значит, человек на берегу был богом?

— Человек на берегу — другой маг.

—Я должен знать истину, истину, которая лежит за магией!

— За магией нет никакой истины, — заявил король. Принцу стало очень грустно. Он сказал: “Я убью себя”. С помощью магии король вызвал смерть. Смерть стала в дверях и знаками подзывала к себе принца.

Принц содрогнулся. Он вспомнил о прекрасных, но ненастоящих принцессах и о ненастоящих, но прекрасных островах.

— Что же делать, — сказал он. — Я смогу выдержать ЭТО.

— Вот, сын мой, — сказал король, — вот и ты начина­ешь становиться магом.

(Джон Фаулз)

 

 

Глава  I

СТРУКТУРА ВЫБОРА

...операции почти непостижимого характера, парадоксальные и противоположные общепринятым про­цедурам. На наблюдателя, если он не посвящен в дело и не владеет этой техникой с таким же мастерством, эти мето­ды производят впечатление магических.

В современной психотерапии на передний план вышел целый ряд харизматических суперзвезд. Возникает впе­чатление, что эти люди решают задачу клинической психологии с чудесной легкостью психотерапевтического ма­га. Вторгаясь в страдание, боль и мертвенное безразличие своих пациентов, они превращают их безнадежность в но­вую радость жизни, возвращают им надежды. Хотя их под­ходы к решению задачи отличаются один от другого, как день и ночь, одно качество, по-видимому, свойственно им всем: уникальная чудодейственность присущей им силы. Шелдон Коп описал свой опыт общения с одним из таких людей s книге “Гуру” (стр. 146):

“Перлс обладает чрезвычайно сильным личным обая­нием, независимостью духа, готовностью рисковать и идти в любом направлении, которое подсказывает ему его инту­иция, а также высокоразвитой способностью вызывать чувство интимной близости у любого, кто внутренне готов к работе с ним...

Наблюдая за тем, как он ведет за собой другое сущест­во, открывая ему новый опыт, нередко чувствуешь слезы на собственном лице, чувствуешь себя то совершенно опу­стошенным, то заполненным радостной энергией. Интуи­ция Перлса настолько тонка, а его методы настолько дей­ственны, что иногда сну достаточно несколько минут, что­бы отыскать у пациента “горячую точку”. Пусть вы немы, лишены гибкости, ваши чувства омертвели, вы нуждаетесь в помощи и одновременно боитесь, что она придет и изме­нит привычное. Перлс прикасается к “горячей точке” и совершает чудо. Если вы готовы сотрудничать с ним, возникает такое впечатление, будто он просто протягивает вам руку, сжимает пальцами замок-молнию и стремитель­ным движением вниз распахивает ваше нутро, так что из­мученная наша душа падает на пол между ним и вами”.

Перлс, разумеется, не единственный из психотерапевтов, кто обладает магической силой подобного рода. Вирджиния Сатир и некоторые другие известные нам психоте­рапевты, владеют этой способностью к чуду. Отрицать су­ществование этой способности или называть ее просто талантом, интуицией или гениальностью — значит зара­нее налагать ограничения на собственные возможности оказывать людям действенную помощь. А это значит, что вы теряете возможность предложить приходящим к вам за помощью людям, опыт, который они могут применить, чтобы изменить собственную жизнь и начать жить более полно и радостно. Наша задача в этой книге состоит не в том, чтобы подвергнуть сомнению магические свойства де­ятельности этих психотерапевтических чародеев, которые мы ощутили в полной мере на самих себе: напротив, мы хотим сказать, что их магия похожа на другие сложные формы человеческой деятельности, вроде живописи, сочи­нения музыки или запуска ракеты с человеком на борту на Луну, и обладает структурой.

А это значит, что ее можно усвоить, при наличии, ко­нечно, соответствующих данных. Мы не собираемся убеж­дать вас, будто наличие этих данных и чтение этой книги гарантирует вам обладание этими динамическими качест­вами. Мы стремимся лишь предоставить в ваше распоря­жение конкретный комплекс инструментов, проявляю­щихся, как мы думаем, в неявной форме в действиях психотерапевтов, о которых говорилось выше, чтобы вы могли начать или продолжить бесконечный процесс совершенст­вования, обогащения и роста диапазона умений, необходи­мых в вашей практике психотерапевта.

Так как для обоснования этого комплекса инструмен­тов мы не можем сослаться на какую-либо известную уже психологическую теорию или указать на существующий психотерапевтический подход, необходимо, как нам кажется, дать краткое описание процессов, свойственных че­ловеку, исходя из которых, мы создавали описываемые ни­же инструменты. Мы называем этот процесс моделирова­нием.

 

СТРУКТУРА ВЫБОРА

ЧЕРЕЗ СТЕКЛО, ТУСКЛО

Вмешательство логической функции в тех случаях, когда оно имеет место, изменяет данность, уводит ее от реальности. Мы не можем описать даже элементарных психических процессов, не наталкиваясь на каждом шагу на этот возмущающий — а, может, правильно сказать “по­могающий” — фактор. Войдя в сферу психического, ощу­щение вовлекается в круговорот логических процессов. По своему произволу психика изменяет данное, представлен­ное ей. В этом процессе следует различать две вещи: во-первых, действительные формы, в которых происходит это изменение: во-вторых, продукты, полученные из исходно­го материала в результате этого изменения.

“Организованная деятельность логической функции втягивает в себя все ощущения и строит свой собственный внутренний мир, который последовательно отходит от ре­альности, сохраняя с ней в некоторых точках такую тесную связь, что происходят непрерывные переходы от одно­го к другому, и мы едва замечаем, что действуем на двой­ной сцене — в нашем собственном внутреннем мире (который мы, разумеется, объективируем, как мир чувст­венного восприятия) и, одновременно, в совершенно ином, внешнем мире”.

(Н. Vaihmder. The Philosophy of As If. pp. 159-160).

Мысль в том, что между миром и нашим опытом этого мира существует неустранимое различие, высказывали мно­гие мыслители, известные нам из истории цивилизации.

Будучи людьми, мы не имеем дела непосредственно с миром. Каждый из нас создает некоторую репрезентацию мира, в котором мы все живем. То есть все мы создаем для себя карту или модель, которой пользуемся для порожде­ния собственного поведения, В значительной степени именно наша репрезентация мира задает наш будущий опыт в этом мире: то, как именно мы воспринимаем этот мир, с какими выборами сталкиваемся в своей жизни.

“Не следует забывать, что назначение мира идей в це­лом (карты или модели — авт.) не состоит в изображении мира, — такая задача была бы совершенно невыполнима, — а в том, чтобы у нас был инструмент, позволяющий нам легче отыскивать свой путь в мире”.

(Н. Vaihinger. The philosophy of As If. p. 15).

В мире нет и двух людей, опыт которых полностью совпадал бы между собой. Модель, создаваемая нами для ориентировки в мире, основывается отчасти на нашем опыте. Поэтому каждый из нас создает отличную от других модель общего для нас мира и живет, таким образом, в несколько иной реальности.

“...следует отметить важные характеристики карт. Карта — не территория, которую она представляет: но ес­ли это правильная карта, ее структура подобна структуре территории, что и служит объяснением ее полезности…” (Л. Korzybski, Science I Sanity, 4th ed. 1958. p. 58-60).

Нам хотелось бы отметить здесь две вещи. Во-первых, между миром и любой конкретной моделью или репрезен­тацией мира неизбежно имеется различие. Во-вторых, мо­дели мира, создаваемые каждым из нас, также отличаются одна от другой. Показать это можно множеством различ­ных способов. Для наших целей мы выделили три катего­рии:2 нейрофизиологические ограничения, социальные ог­раничения и индивидуальные ограничения.

Опыт и восприятие как активный процесс (нейрофизиологические ограничения)

Рассмотрим системы рецепторов у человека: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. Существуют физические явления, которые лежат за пределами, доступными восп­риятию через эти пять общеизвестных сенсорных канала. Например, звуковые волны, частота которых либо меньше 20 колебаний в секунду, либо, наоборот, больше 20000 ко­лебаний в секунду, человеческим ухом не воспринимают­ся. Однако в структурном отношении эти физические яв­ления не отличаются от тех, которые укладываются в оз­наченные рамки: это физические волны, которые мы называем звуком. Зрительная система человека способна улавливать волны, располагающиеся в интервале от 380 до 680 миллимикрон. Волны, отклоняющиеся от этих вели­чин в большую или меньшую сторону, человеческим гла­зом не воспринимаются. В данном случае мы в соответст­вии с генетически детерминированными нейрофизическими ограничениями также воспринимаем лишь часть непрерывного физического явления.

Человеческое тело чувствительно к прикосновению — к контакту с поверхностью кожи. Тактильное чувство представляет собой прекрасный пример того, насколько сильно наша нейрофизическая система может влиять на наш опыт. В серии экспериментов, проведенных еще в про­шлом веке (Boring, I957. стр. 110-III), Вебер установил, что одна и та же действительная ситуация, имеющая место в мире, может восприниматься человеком как два совер­шенно различных тактильных ощущения. В своих опытах Вебер обнаружил, что присущая нам способность ощущать прикосновения к поверхности кожи, резко различается в зависимости от того, в каком месте человеческого тела рас­положены точки контакта. Для того, чтобы две точки на предплечье воспринимались отдельно друг от друга, необ­ходимо в тридцать раз увеличить наименьшее расстояние между двумя точками, воспринимаемыми в качестве двух отдельных точек, — на мизинце. Таким образом, целая область идентичных, реально присутствующих в мире си­туаций стимулирования воспринимаются как два совер­шенно различных опыта исключительно из-за особенно­стей нашей нервной системы. При прикосновении к мизин­цу мы воспринимаем одну и ту же ситуацию, как прикосновение в двух различных местах, а при прикосно­вении к предплечью — как прикосновение к одному месту. Физический мир остается неизменным, а наши пережива­ния под воздействием этого мира в этих двух случаях рез­ко отличаются одно от другого, как функция нашей нерв­ной системы.

Подобные различия между миром и нашим восприяти­ем мира можно продемонстрировать и на примере других чувств. Ограниченность нашего восприятия хорошо осоз­нается учеными, осуществляющими в исследовании физи­ческого мира различные эксперименты и стремящимися с помощью приборов раздвинуть эти границы. Приборы вос­принимают явления, не воспринимаемые нашими чувства­ми или не различаемые ими, и дают их нам в форме сигна­лов, воспринимаемых нашим сенсорным аппаратом; с этой целью применяются фотографии, датчики давления, термометры, осциллоскопы, счетчики Гейгера, датчики аль­фа-излучения и т.д. Таким образом, одно из неизбежных отличий наших моделей мира от самого мира объясняется тем, что наша нервная система постоянно искажает или опускает целые части действительного мира.

В итоге круг возможного человеческого опыта сужает­ся, и возникают различия между тем, что происходит в мире на самом деле, и тем, что представляет собой наш опыт второго мира. То наша нервная система, которая изна­чально детерминирована генетическими факторами, пред­ставляет собой первый комплекс фильтров, обусловливаю­щих отличие мира — территории — от нашей репрезента­ции мира — его карты,

Через стекло тускло: в очках с социальным предписанием (социальные ограничения)

“...Мысль состоит здесь в том, что функцией мозга, нервной системы, органов чувств является, главным обра­зом, устранение, а не производство. Каждый человек в лю­бой момент своей жизни способен вспомнить всё, что когда-либо с ним случилось, воспринять всё, что происходит на всём пространстве вселенной. Функция мозга и нервной системы заключается в том, чтобы защитить нас от угрозы испытывать потрясение и замешательство перед этой мас­сой в значительной мере бесполезного знания, не имеюще­го отношения к делу, заслонить нас от большей части того, что в любой момент могло бы быть воспринято нами или возникнуть в памяти, оставив нам лишь чрезвычайно ма­лую и тщательно отобранную часть материала, возможно­го материала, которая, по всей вероятности, может быть практически полезной. При таком понимании каждый из нас представляет собой потенциально Вольный Разум... Чтобы обеспечить выживание, Вольный Разум должен проходить через редукционные клапаны мозга и нервной системы. В результате на выходе мы имеем лишь тонкую струйку того вида сознания, которое помогает нам выжить на поверхности разнообразных содержаний этого редуци­рованного сознании, человек придумал и до деталей разра­ботал системы символов и неявные философии, которые мы называем языками. Каждый индивид одновременно пользуется благами той конкретной языковом традиции, которой он принадлежит от рождения, и испытывает на себе ее тяготы — пользуется благами, поскольку язык дает доступ к накопленному опыту других людей; испытывает тяготы, поскольку язык укрепляет в нем мнение, будто это урезанное сознание представляет собой единственное осознание и вводит в обман его чувство реальности, так что человек слишком легко начинает принимать свои по­нятия за ложные, а слова — за действительные вещи”, (Aldous Huxly. The Doors of Perception. New York. Harper I Raw. 1954 pp. 22-23).

Второе отличие нашего опыта мира от самого мира воз­никает благодаря множеству социальных ограничений или фильтров (очков предписаний), которые мы называем социально-генетическими факторами. Под социальной гене­тикой мы имеем в виду всевозможные фильтры или катего­рии, действию которых мы подвержены в качестве членов той или иной социальной системы: язык, общепринятые способы восприятия и разнообразнейшие функции, отно­сительно которых в данном обществе существует относи­тельное согласие.

Наиболее общепринятым социально-генетическим фильтром является, очевидно, наша языковая система. В рамках любой конкретной языковой системы, к примеру, богатство нашего опыта связано отчасти с числом разли­чии, проводимых в какой-либо области наших ощущений. В языке майду североамериканских индейцев Северной Калифорнии для описания всего цветового спектра имеет­ся только три слова. Они делят цветовой спектр следую­щим образом (в скобках приведены наиболее близкие анг­лийские эквиваленты обозначений языка майду):

тит (сине-зеленый)

лак (красный)

ту лак (желто-оранжево-коричневый)

В то время, как человеческие существа способны раз­личать в видимом цветовом спектре 750000 различных от­тенков (Boring, 1957), носители языка майду распределя­ют свой цветовой опыт, как правило, по трем категориям, которыми они располагают, благодаря родному языку. Три вышеназванных цветовых термина охватывают тот же ди­апазон ощущения действительного мира, что и восемь цве­товых терминов английского языка. Суть сказанного заключается в том, что человек, говорящий на языке майду, как правило, осознает только три категории опыта цвето­вого ощущения; носители английского языка обладают в данном случае большим числом категорий, а значит, и большим числом первичных перцептуальных различении. Это значит, что в то время, как говорящий на английском языке будет описывать собственный опыт ощущения двух объектов, как два различных опыта (скажем, желтая книга и оранжевая книга), для говорящих на языке майду описа­ния, сделанные в идентичной ситуации действительного мира, в этих двух случаях не будут друг от друга отличать­ся (две книги цвета тулак).

В отличие от нейрофизиолого-генетических ограниче­ний, социально-генетические ограничения легко преодо­лимы. Самым убедительным образом об этом свидетельст­вует наша способность разговаривать на разных языках — то есть для организации собственного опыта и репрезенти-рования мира мы способны применять несколько комплек­сов социально-генетических категорий или фильтров. Возьмем, к примеру, предложение “Книга голубая*. — Слово “голубая” представляет собой имя, которое мы, но­сители английского языка, научились применять для опи­сания собственного опыта восприятия определенной части континуума видимого света. Введенные в заблуждение структурой нашего языка, мы начинаем думать, будто “го­лубая” — представляет собой некое свойство объекта, на­зываемого нами книгой, а не имя, которым мы назвали собственное ощущение.

“В восприятии комплекс ощущении “сладко-белый” постоянно встречается в связи с веществом “сахар”. По отношению к этой комбинации ощущении психика приме­няет категории вещи и ее атрибуте “сахар — сладкий”. “Белый” здесь также выступает в роли объекта, а “слад­кий” в роли атрибута. Психике известны и другие случаи ощущения “белый”, когда оно выступает в роли атрибута, так что и в этом случае хорошо известное нам “белое” берется в качестве атрибута. Однако категорию “вещь — атрибут” невозможно применить, если “сладкое” и “белое” — это атрибуты, и никакого другого ощущения не дано. И тут нам на помощь приходит язык и, соединяя имя “сахар” с цельным ощущением, позволяет нам рассматривать единичное ощущение в качестве атрибутов... Кто ^ал мысли власть полагать, что “белое” — это вещь, а “сладкое” — атрибут? Какое право имел он предполагать, что оба ощу­щения представляют собой атрибуты, а затем мысленно добавить какой-то объект в качестве носителя этих атри­бутов? Обоснование этого невозможно отыскать ни в самих ощущениях, ни в том, что мы рассматриваем в качестве реальности... Созданию дано только ощущение. Добавляя вещь к тем ощущениям, которые по предположению пред­ставляют собой атрибуты, мышление впадает в серьезное заблуждение. Оно гипостазирует ощущение, которое, в ко­нечном счете, представляет собой всего лишь некоторый процесс, в качестве обладающего самостоятельным быти­ем атрибута, и приписывает этот атрибут вещи, которая либо существует, как некоторый комплекс ощущений, ли­бо была прибавлена к тому, что ощущалось... Где находит­ся “сладкое” приписываемое сахару? Оно существует лишь в акте ощущения... Мышление, тем самым, не просто из­меняет некоторое ощущение, непосредственное ощуще­ние, но всё более и более отходит от действительности, и всё больше увязывает и запутывается в своих собственных формах. С помощью творческой способности — говоря на­учным языком — оно придумало Вещь, которая, как пред­полагается, обладает Атрибутом. Эта Вещь — фикция. Ат­рибут, как таковой — тоже фикция, а отношение между ними также фиктивное.

Категории опыта, применяемые нами и другими члена­ми социальной ситуации, в которой мы живем, представляют собой отличие наших моделей мира от самого мира.

Отметим, что в случае нейрофизиологических фильт­ров действие последних в нормальных условиях сказыва­ется одним и тем же для всех человеческих существ — это общее основание опыта, которое объединяет нас в качестве членов особого вида. Социально-генетические фильтры одинаковы для всех членов одной и той же социально-лингвистической общности, однако имеется большое число различных социально-лингвистических общностей. Таким образом, второе множество фильтров различает нас друг от друга уже в качестве человеческих существ. Возникают более радикальные различия между опытами различных людей, порождающие еще более резкие различия между их репрезентациями мира.

Третье множество ограничений — индивидуальные ог­раничения — представляют собой основание наиболее зна­чимых различий между нами, как представителями чело­веческого рода.

Через темное стекло тускло: в очках с индивидуальными предписаниями (индивидуальные ограничения)

Третье отличие нашего опыта мира от самого мира со­здается множеством фильтров, которые мы называем ин­дивидуальными ограничениями. Под индивидуальными ограничениями мы имеем в виду все ограничения, которые мы создаем в качестве людей, опираясь на собственный уникальный жизненный опыт. Каждый человек располага­ет некоторым множеством переживаний, которые склады­ваются в его личностную историю и уникальны в такой же мере, как и отпечатки пальцев.

Подобно тому, как каждый человек располагает выбо­ром отпечатков пальцев, отличных от отпечатков пальцев любого другого человека, он располагает и неповторимым опытом личного развития и роста, так что нет и двух лю­дей, чьи жизненные истории были бы идентичны друг дру­гу. Хотя жизненные истории людей могут быть в чем-то подобны одна другой, по крайней мере, некоторые их ас­пекты у каждого человека уникальны и неповторимы. Мо­дели иди карты, создаваемые нами в ходе жизни, основаны на нашем индивидуальном опыте, и так как некоторые ас­пекты нашего опыта уникальны для каждого из нас, как личности, то и некоторые части нашей модели мира также будут принадлежать только нам. Эти специфические для каждого из нас способы представления мира образуют ком­плекс интересов, привычек, симпатий и антипатий, пра­вил поведения, отличающих нас от других людей. Все эти различия опыта неизбежно ведут к тому, что у каждого из нас модель опыта несколько отличается от модели мира любого другого человека.

Возьмем, к примеру, двух внешне неотличимых друг от друга близнецов, которых в одном и том же доме воспитывают одни и те же родители и опыт которых совпадает почти во всех деталях. Даже в этих условиях каждый из близнецов, наблюдая, как родители откосятся друг к другу и к остальным членам семьи, может по-разному моделиро­вать собственный опыт. Один из них может думать: мои родители никогда не любили друг друга, они всегда ссори­лись, спорили между собой и предпочитали мне мою сестру.

Другой, напротив, может думать так: мои родители действительно любили друг друга, обо всем они говорили подробно и подолгу, и очень любили мою сестру, таким образом, даже в предельном случае с близнецами различия личностного опыта могут приводить к различиям в том, как они создают свои модели восприятия мира. Если же речь идет о людях, никак не связанных между собой, раз­личие личностных моделей будет гораздо значительнее, распространяясь на большое число аспектов этик моделей.

Этот третий комплекс фильтров — индивидуальные ограничения — лежит в основе глубоких различий между людьми и их способами создания моделей мира. Различия между нашими моделями могут быть либо различиями, из­меняющими предписания (заданные нам обществом) та­ким образом, что наш опыт становится богаче, а число воз­можных выборов больше; либо различиями, обедняющими наш опыт, и ограничивающими нашу способность действо­вать эффективно.

МОДЕЛИ И ПСИХОТЕРАПИЯ

Согласно нашему личному опыту люди приходят за по­мощью к психотерапевту обычно, когда они страдают, чув­ствуют в себе скованность, отсутствие выбора и свободы действий.

Мы обнаружили, что дело, как правило, не в том, что мир слишком ограничен и что нет выбора: просто эти люди не способны увидеть существующие возможности, потому что те не представлены в моделях этих людей.

В жизненном цикле почти любого человека в нашей культуре имеется ряд переходных периодов, связанных с изменением, которое он должен, так или иначе, преодолеть. В различных формах психотерапии разработаны различ­ные категории работы с этими пациентами в эти важные переходные периоды. Интересно то, что некоторые люди преодолевают эти периоды без особых трудностей, причем время перехода насыщенно у них энергичной творческой деятельностью. Другие люди, столкнувшись с теми же тре­бованиями, переживают эти периоды, как время, сплошь пронизанное страданиями и болью. Для них важно высто­ять эти периоды: главная забота, стоящая перед ними в этом случае — просто выжить. Различие между этими группами людей состоит, как нам кажется, в том, что лю­ди, которые реагируют на этот стресс и успешно справля­ются с ним, творчески справляются с ним, располагают богатой репрезентацией или моделью ситуации, в которой они находятся, такой моделью, которая позволяет им раз­личать широкий набор возможностей в выборе собствен­ных действий. Другие люди, напротив, чувствуют, что на­бор возможных выборов у них ограничен, причем ни один из имеющихся выборов не представляет для них ценности

— они являются как бы участниками игры “прирожденный неудачник”. В связи с этим возникает вопрос: “Как пол­учается, что, сталкиваясь с одним и тем же миром, различ­ные люди переживают его столь различным способом?” По нашим представлениям, это различие вытекает, в первую очередь, из различий их моделей. Вопрос тогда можно по­ставить иначе: Как получается, что люди, сталкиваясь с многозначным, богатым и сложным миром, приходят к со­зданию убогой модели мира, причиняющей им страдание?”

Стремясь понять, почему же некоторые люди не пере­стают причинять себе страдание и боль, важно осознать для себя, что они не испорчены, не больны и не сумасшед­шие, на самом деле они выбирают лучшие из осознавае­мых ими возможностей, то есть лучшие выборы из тех, что присутствуют в их собственной конкретной модели мира. Другими словами, поведение людей, каким бы странным и причудливым оно ни казалось, на первый взгляд, — стано­вится осмысленным в наших глазах, если его рассматри­вать в контексте выборов, порождаемых моделями мира этих людей. Трудность не в том, что они делают неверный выбор, а в том, что их выбор ограничен — у них нет богато­го четкого образа мира. Всеобъемлющий парадокс челове­ческого существования заключается в том, что те же про­цессы, которые помогают нам выжить, расти и изменяться

— обусловливают одновременно возможность создания и сохранения скудной, выхолощенной модели мира. Суть этих процессов заключается в умении манипулировать символами, то есть создавать модели. Таким образом, про­цессы, позволяющие нам осуществлять самые необычные и поразительные виды человеческой деятельности, совпа­дают с процессами, блокирующими путь к дальнейшему росту, если мы вдруг по ошибке примем за действитель­ность собственную модель. Важно назвать три общих меха­низма, обусловливающих это: генерализацию, опущение и искажение.

Генерализация — это процесс, в котором элементы или части модели, принадлежащей тому или иному инди­виду, отрываются от исходного опыта, породившего эти модели, и начинают репрезентировать в целом категорию, по отношению к которой данный опыт является всего лишь частным случаем. Способность к обобщению, генерализа­ции играет в нашем взаимодействии с миром важную роль. Полезно, например, основываясь на опыте ожога от при­косновения к горячей плите, придти путем обобщения к правилу, что к горячим плитам прикасаться нельзя. Одна­ко, если мы обобщим этот опыт в утверждении, что плиты опасны, и будем на этом основании избегать комнат, в ко­торых они имеются, мы без всякой к тому необходимости ограничим свою свободу действия в мире.

Предположим, что ребенок, впервые усевшись в крес­ло-качалку, опрокинул его, резко опрокинувшись на спин­ку кресла. В результате он, возможно, придет к выводу, что кресла-качалки неустойчивы, и не захочет даже попы­таться снова сесть в него. Если в модели мира этого ребен­ка кресла-качалки не отличаются от кресел и стульев во­обще, тогда все стулья подпадают под правило: не откиды­вайся на спинку кресла (стула)! У другого ребенка, который создал модель, включающую в себя различение кресел-качалок от прочих предметов для сидения, больше возможностей для выбора того или иного поведения. Осно­вываясь на собственном опыте, он вырабатывает новое правило или обобщение, относящееся только к креслам-качалкам: не откидывайся на спинку кресла! — в итоге у него более богатая модель и больше возможностей выбора.

Процесс обобщения может привести, например, того или иного индивида к формулированию такого правила, как “Не выражай открыто собственных чувств!” В контексте концентрационного лагеря это правило может обладать большой ценностью для выживания, так как оно позволяет избегать ситуаций, влекущих за собой возможность нака­зания. Но, применяя это правило в семье, человек, отка­зываясь от экспрессивности и в общении, которая в этом случае полезна, ограничивает свои возможности достиже­ния близости. В результате у него может возникнуть чув­ство одиночества и ненужности, он чувствует, что выбора у него нет, поскольку возможность выражения чувств в его модели не предусмотрена.

Суть сказанного в том, что одно и то же правило, в зависимости от контекста, может быть полезным, или, на­против, вредным, то есть, что верных на все случаи жизни обобщений не существует, и каждая модель должна оцени­ваться в конкретном контексте ее употребления.

Более того, все это дает нам ключ к пониманию пове­дения, которое может показаться нам странным или неу­местным, то есть мы поймем его, если сможем увидеть по­ведение человека в контексте его зарождения.

Второй механизм, который может использоваться на­ми либо для того, чтобы эффективно справляться с жиз­ненными ситуациями, либо для того, чтобы заведомо обре­кать себя на поражение, — это опущение.

Опущение — это процесс, позволяющий нам избира­тельно обращать внимание на одни размерности нашего опыта, исключая рассмотрение других. Возьмем, к приме­ру, способность людей отсеивать или отфильтровывать множество звуков в комнате, заполненной разговариваю­щими между собой людьми, и слышать голос конкретного человека. С помощью этого же процесса люди могут бло­кировать восприятие знаков внимания и заботы от других, значимых для них людей. Например, один человек, убеж­денный в том, что он не заслуживает внимания других людей, пожаловался нам, что его жена не проявляет к не­му никаких знаков внимания и заботы. Побывав у него дома, мы убедились, что жена напротив, относилась к не­му с вниманием и заботой и определенным образом, прояв­ляла их. Но так как эти проявления противоречили гене­рализации, выработанной этим человеком и касающейся его собственной ценности, он в буквальном смысле слова не слышал слов жены. Это предположение подтвердилось, когда мы привлекли внимание человека к некоторым из ее высказываний, и он заявил нам, что не слышал, чтобы она говорила ему этого.

Опущение уменьшает мир до размеров, подвластных, согласно нашему представлению, нашей способности к действиям. В некоторых контекстах это уменьшение мо­жет оказаться полезным, в других оно служит источником боли и страдания.

Третий процесс моделирования — это искажение. Ис­кажение — это процесс, позволяющий нам определенным образом смещать восприятие чувственных данных.

Фантазия, например, позволяет нам приготовиться к таким переживаниям, которые мы можем испытывать прежде, чем они случаются на самом деле. Люди искажают сиюминутную действительность, когда они, например, ре­петируют речь, которую собираются произнести позже. В результате именно этого процесса появились на свет все те произведения искусства, которые когда-либо были созда­ны людьми. Небо, как оно представлено на картине Ван Гога, возможно лишь потому, что Ван Гог сумел исказить собственное восприятие пространства—времени, в кото­ром он находился в момент создания картины. Точно так же все великие произведения литературы, вес революци­онные научные открытия предполагают способность иска­жать, представлять наличную реальность смещенным об­разом, Эти же приемы люди могут применять, чтобы огра­ничить богатство собственного опыта. Например, наш знакомый, построивший генерализацию, что он не стоит ничьего внимания и заботы, вынужден был заметить под нашим воздействием знаки внимания своей жены, однако он тотчас же исказил их. А именно, когда он всякий раз слышал слова жены, в которых проявлялось ее внимание к нему, он поворачивался к нам с улыбкой, и говорил: “Она говорит так, потому что ей что-то нужно от меня”. Таким образом, он избегал столкновения собственного опыта с созданной моделью мира: все, что мешало ему придти к более богатым представлениям о мире, и препятствовало возникновению более близких отношений с женой, с собст­венной женой.

Человек, которого в какой-то момент жизни отвергли, приходит к генерализации, что он не достоин чьего-либо внимания. Поскольку эта генерализация входит в его модель мира, он либо опускает знаки внимания, либо считает их неискренними. Не замечая знаков внимания со стороны других людей, он может легко держаться мнения, выра­женного в генерализации, что он не стоит ничьего внима­ния. Это описание представляет собой классический при­мер контура положительной обратной связи: самореализующегося пророчества, или опережающей обратной связи (Pribram, I967). Обобщения индивида или его ожидания отфильтровывают и искажают его опыт таким образом, чтобы привести его в соответствие с ожидаемым результа­том. Так как опыт, способный поставить сомнение его ге­нерализации, отсутствует, ожидания подтверждаются, и описанный цикл постоянно возобновляется.

Так люди обеспечивают неприкосновенность своих убогих моделей мира.

Рассмотрим классический психологический экспери­мент по изучению эффекта ожиданий, осуществленный Постменом и Брунером.

“...В психологическом эксперименте, результаты ко­торого, по праву, должны быть известны далеко за преде­лами психологической науки, Брунер и Постмен обраща­лись к испытуемым с просьбой идентифицировать играль­ные карты, которые можно было видеть в течение очень короткого, тщательно отмеренного интервала времени. В основном это были обычные карты, но некоторые из них были аномальны, например, имелись: красная шестерка пик или черная четверка червей. В каждом отдельном экс­перименте одна и та же карта предъявлялась одному и то­му же испытуемому несколько раз в течение интервала времени, длительность которых постепенно увеличива­лась. После каждого предъявления у испытуемого спраши­вали, что он видел. Эксперимент считался законченным после двух правильных идентификаций, следующих непосредственно одна за другой.

Даже при самом кратковременном предъявлении боль­шинство испытуемых правильно идентифицировали боль­шинство карт, а при незначительном увеличении времени предъявления все испытуемые идентифицировали все предъявленные карты. Нормальные карты, как правило, идентифицировались правильно, что же касается аномаль­ных карт, то они почти всегда без видимого колебания или недоумения идентифицировались как нормальные. Чер­ную четверку червей могли принять, например, за четвер­ку либо пик, либо червей. Совершенно не осознавая наличия отклонения, ее относили к одной из понятийных кате­горий, подготовленных предыдущим опытом. Трудно было даже утверждать, что испытуемые видели нечто отличное от того, за что они принимали видимое. По мере увеличе­ния длительности предъявления аномальных карт испыту­емые начинали колебаться, выдавая тем самым некоторое осознание аномалии. При предъявлении им, например, красной шестерки пик, они обычно говорили: “Это шестер­ка пик, но что-то в ней не так — у черного изображения края красные”. При дальнейшем увеличении времени предъявления, колебания и замешательство испытуемых начинали возрастать до тех пор, пока, наконец, совершен­но внезапно несколько испытуемых без всяких колебаний не начинали правильно идентифицировать аномальные карты. Более того, сумев сделать это с тремя-четырьмя аномальными картами, они без особого труда начинали справляться и с другими картами. Небольшому числу ис­пытуемых, однако, так и не удалось осуществить требуе­мую адаптацию используемых ими категорий. Даже в слу­чае, когда аномальные карты предъявлялись им в течение времени, — в 40 раз превышающего время, необходимое для опознания аномальных карт, более 10% аномальных карт так и остались неопознанными. Именно у этих испы­туемых, не сумевших справиться с поставленной перед ни­ми задачей, существовали различные трудности личност­ного характера. Один из них в ходе эксперимента отчаянно воскликнул: “Я не могу разобрать, что это такое! Оно даже не похоже на карту. Я не знаю, ни какого оно цвета, и не понятно, то ли это пики, то ли черви. Я сейчас не уверен даже, как выглядят пики. Боже мой!” В следующем разде­ле мы сможем убедиться, что подобным образом ведут себя иногда и ученые.

Этот психологический эксперимент, который можно воспринимать либо как метафору, либо как отражение природы сознания, удивительно просто и убедительно дает схематическое представление о процессе научного откры­тия. В науке, как и в эксперименте с игральными картами, новое возникает с трудом, преодолевая сопротивление, со­здаваемое ожиданиями, порожденными фоновым знанием. Даже в обстоятельствах, в которых позднее удастся обна­ружить аномалию, ученые обычно сначала воспринимают лишь нечто известное и предугадываемое.

Генерализация, из которой исходили люди, участво­вавшие в эксперименте, состояла в том, что возможные парные сочетания цвета и формы будут совпадать с извест­ными им по предыдущему опыту: черный цвет ассоцииру­ется с трефовой и пиковой мастями, а красный — с бубно­вой и червонной. Сохранность этого обобщения они обес­печивали, искажая либо форму, либо цвет аномальных карт. Суть сказанного в том, что даже в этом простом зада­нии механизм генерализации и процесс искажения, обес­печивающий поддержание этой генерализации, мешали людям правильно идентифицировать то, что они могли в действительности увидеть. Идентификация обычных карт, изображение которых мелькает на экране, не представля­ет для нас большой значимости. Тем не менее, описанный эксперимент полезен для нас тем, что он с убедительной простотой выявляет механизмы, способные наделить нас потенциалом обогащения или обеднения нашего опыта, того, что происходит с нами в качестве людей, касается ли это вождения автомобиля или достижения близости в че­ловеческих отношениях, — короче, всего, что мы можем испытывать в каждом из измерений нашей жизни.

ЧТО ЖЕ ИЗ ЭТОГО СЛЕДУЕТ?

Психотерапевтические чародеи, о которых речь шла выше, подходят к психотерапии с различных сторон и при­меняют методики, которые резко отличаются одна от дру­гой. Описывая совершаемые ими чудеса, они пользуются столь различными терминологиями, что их представления о том, чем собственно они занимаются, казалось бы, не имеют между собой ничего общего. Мы много раз видели, как эти люди работают со своими пациентами, и слышали слова других наблюдателей, из которых следовало, что эти чародеи психотерапии совершают столь фантастические скачки интуиции, что их работу совершенно невозможно понять. Однако, хотя магические приёмы различны, всем им свойственна одна особенность: все они вносят измене­ния в модели своих пациентов, а это даст последним более богатые возможности выбора в своем поведении. Мы ви­дим, что у каждого из магов или чародеев имеется карта или модель изменения моделей мира пациентов, — то есть МЕТАМОДЕЛЬ — которая позволяет им эффективно достраивать и обогащать модели своих пациентов таким об­разом, чтобы их жизнь становилась богаче и интереснее.

Наша цель в данной книге состоит в том, чтобы пред­ложить вашему вниманию эксплицитную Метамодель, то есть Метамодель, которую можно строить. Мы хотим пре­доставить эту Метамодель в распоряжение тех, кто желает усовершенствовать свои психотерапевтические навыки и умения. Поскольку один из основных способов познания и понимания пациента связан с языком, и поскольку язык к тому же — одно из главных средств, с помощью которых пациенты моделируют свой опыт, мы сосредоточили свои усилия на языке психотерапии. К счастью, в рамках транс­формационной грамматики, независимо от психологии и психотерапии, выработана эксплицитная модель структу­ры языка. Адаптировав для применения к психотерапии, мы получаем эксплицитную модель, позволяющую осуще­ствлять обогащение и расширение психотерапевтических умений и навыков; мы получаем, кроме того, ценный ком­плекс инструментов, позволяющих нам увеличить эффек­тивность психотерапевтического вмешательства, а значит, и его магическое свойство.

Если вы хотите глубже понять процесс языкового об­щения в ходе психотерапевтического сеанса или повысить эффективность собственной психотерапевтической дея­тельности, “Структура магии” позволит вам успешно дви­гаться в этом направлении. Магия скрыта в языке, на кото­ром все мы разговариваем. Магические сети, которые вы можете сплетать и расплетать, в вашем распоряжении, стоит только обратить внимание на то, чем вы располагае­те (язык), и структуру заклинаний роста, о чем и пойдет речь в остальной части книги.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 1

1. Фактически часть предполагаемого содержания этой книги представляет собой доказательство того, что такие выражения, как “правильный подход” или “самый эффек­тивный” подход, — неполны. Вопросы, которые непремен­но приходят на ум и которые необходимо поставить, чтобы сделать эти выражения полными, таковы: подход к чему.

Правильный по отношению к кому? Самый эффективный по сравнению с чем? По отношению к какой именно цели? В конце книги мы даем небольшой словарь терминов, к которому рекомендуем обращаться всякий раз, когда встретите новый или незнакомый термин.

2. Мы хотели бы подчеркнуть, что это выделение трех категорий (того, каким образом модель мира, создаваемая каждым из нас, неизбежно будет отличаться от самого ми­ра) удобно для обсуждения вопроса о том, как люди моде­лируют действительность. Мы не считаем, что три катего­риальных различения являются единственно правильными и исчерпывающими для анализа и понимания процесса мо­делирования. Более того, мы не утверждаем даже, что три указанные категории целесообразно отличать одну от дру­гой во всех случаях. Скорее, в полном соответствии с пред­ставляемыми нами принципами моделирования мы пола­гаем, что это разделение на три категории полезно для понимания самого процесса моделирования.

3. Эту обычную терминологию — социальная генетика — мы применяем, чтобы напомнить читателю, что соци­альные ограничения, налагаемые на членов общества, воз­действуют на формирование восприятия также глубоко, как и нейрофизиологические ограничения. Кроме того — нейрофизиологические ограничения, детерминированные генетическими факторами, способны под действием неко­торых факторов изменять, подобно ограничениям, кото­рые детерминированы социальными факторами. Так, на­пример, значительные достижения исследователей, каса­ющиеся возможности управлять так называемыми непроизвольными нервными процессами у человека (на­пример, волной альфа-возбуждения) и у других видов, свидетельствуют о том, что нейрофизиологические огра­ничения не являются абсолютно незыблемыми.

4. Это всего лишь один из наиболее очевидных спосо­бов, посредством которых языки формируют привычные восприятия носителей языка (см. Grinder and Elgin, стр. 6, 7. 1972), а также труды Бенджамина Уорфа, Эдварда Се­пира. В конце книги приводится аннотированный список литературы на эту тему.

5. На самом деле, если исходить строго лингвистиче­ски, то в языке майду для описания цветового спектра имеется только два слова: лак и тит. Третье слово, представ­ленное в тексте, — сложное, оно состоит из двух составных частей или морфемы:

Ту — моча и лак — красное.

Однако в данном случае нас интересует не результат лингвистического анализа, а привычное восприятие носи­теля языка майду. Данные по языку майду сообщил нам Уильям Шерпли из Калифорнийского университета.

6. Те из вас, кто умеет бегло говорить не только на родном языке, смогут отметить для себя некоторые смеще­ния в восприятии мира и самих себя при переходе от родно­го языка к другому-

7. Это четко признавалось Грегори Бейтсоном или Р.Д.Лейнгом в его работе о семье шизофреников. Поклон­ники Шерлока Холмса также согласятся с тем, что это один из его принципов.

8. Мы бы хотели еще раз подчеркнуть, что наши категории никоим образом не навязываются структуре реаль­ности. Просто это удобные, на наш взгляд, категории для организации мышления и действий, как при изложении данного материала, так и в терапевтической практике, то есть для разработки нашей модели психотерапии. Думает­ся, что большинство читателей, размышляя над привыч­ным смыслом терминов, согласятся, что генерализация и ощущения — это частные случаи искажения.

 

 

 

Глава 2

СТРУКТУРА ЯЗЫКА

Одно из отличий человека от животных состоит в создавании и употреблении языка. Невозможно переоценить значимость языка для понимания как прошлого, так и насто­ящего человеческой расы. Как об этом сказал Эдвард Сепир:

“Дар речи и обладающий упорядоченностью язык характер­ны для каждой известной в настоящее время группы людей. Не было обнаружено ни одного племени без языка, и всякие заявления, в которых утверждается обратное, можно проиг­норировать как простой вымысел. Нет никаких оснований для встречающихся изредка заявлений, будто у некоторых народов словарный запас настолько ограничен, что они не могут договориться друг с другим без жестов, так что разум­ное общение между членами такой группы в темноте стано­вится невозможным. Истина состоит в том, что любой язык, по сути своей, в совершенстве соответствует нуждам выра­жения и общения народа, применяющего этот язык. Вполне оправдано предложить, что из всех аспектов культуры язык первым был доведен до совершенства, и что совершенство языка представляет собой необходимое предварительное ус­ловие развития культуры в целом” (Eduard Sapir. Culture. Language and personalie by D.Mandelboum ).

Все достижения человеческого рода, как положитель­ные, так и отрицательные, предполагают использование языка. Мы, люди, применяем язык двумя способами. Во-первых, мы применяем его для репрезентации или пред­ставления собственного опыта; деятельность подобного ро­да мы называем рассуждением, мышлением, фантазированием, репетицией. Применяя язык в качестве репрезентации, мы создаем модель собственного опыта, Модель мира, которую мы создаем, применяя язык в каче­стве репрезентации, основана на нашем восприятии мира. В свою очередь, наше восприятие определяется, отчасти, нашей моделью или репрезентацией, как это описано в главе 1 логическом или физиологическом смысле”. {Siobin Psicho Ciguistics. Scoll. Foreman I CO. 197I, cmp.55).

Задача лингвиста состоит в том, чтобы сформулиро­вать грамматику — множество правил, определяющих, ка­кие последовательности слов в том или ином языке явля­ются правильными. Трансформационная грамматика ос­нована на замечательных результатах, полученных Ноамом Хомским, который разработал специальную мето­дологию и построил ряд формальных моделей естественно­го языка. Основываясь на результатах. Хомского и его по­следователен, можно построить формальную модель опи­сания паттернов того, как мы сообщаем другим модель нашего опыта. Мы применяем язык для репрезентации и коммуникации нашего опыта — язык представляет собой модель нашего мира. Конечный итог исследований в обла­сти трансформационной грамматики состоит в разработке формальной модели нашего языка, модели нашего мира, или, говоря проще, некой метамодели.

МЕТАМОДЕЛЬ ЯЗЫКА

Язык выступает в функции системы представления, или репрезентации, нашего опыта. Человеческий опыт мо­жет отличаться поразительным богатством и сложностью. Для того, чтобы язык мог справляться со своей функцией системы репрезентации, он сам должен располагать бога­тым набором выражений, представляющих опыт людей. Лингвисты, работающие в области трансформационной грамматики, пришли к заключению, что исследовать сис­темы естественного языка, изучая непосредственно этот богатый и сложный комплекс выражений, — практически неосуществимая задача. Поэтому они предпочли изучать не сами выражения, а правила их построения (синтаксис). При этом они исходят из допущения, принятого в целях облегчения задачи, что правила этого множества выраже­ний можно исследовать независимо от содержания.4 Так, например, люди, дли которых английский язык является родным, стабильно проводят различие между:

(1) Colorless green ideas sleep furiously

(2) Furiously sleep ideas green colorless

(Бесцветные зеленые идеи яростно спят)

Несмотря на то, что первая группа слив достаточно необычна, люди признают, что она грамматична, или в определенном смысле правильна, чего нельзя сказать о второй группе слов. Этот пример свидетельствует о том, что у людей есть устойчивые интуиции по отношению к языку, на котором они разговаривают. Говоря об устойчи­вости интуиции, мы имеем в виду то, что один и тот же индивид, столкнувшись с одной и той же последовательно­стью слов сегодня и год спустя, оценит ее с точки зрения грамматичности одинаково в том и другом случае. Более того, различные люди, для которых язык, на котором дана последовательность слов, является родным, также одина­ково оценят ее в качестве грамматичной или неграмматич­ной. Эта способность различных людей представляет собой классический пример человеческого поведения, подчиня­ющегося правилам. Хотя мы и не осознаем того, каким образом мы способны вести себя последовательно и непро­тиворечиво, тем не менее, мы ведем себя именно так, а не иначе.

Лингвисты-трансформацонисты создали модель, опи­сывающую поведение, подчиняющееся правилам, устой­чивые интуиции, имеющие отношение к предложениям. Их формальная модель в каждом случае позволяет отве­тить на вопрос, является ли конкретная группа слов пред­ложением или не является им. В трансформационной мо­дели представлены и другие разновидности языковых интуиций. Так как эта модель является описанием поведения людей, подчиняющегося правилам, определение того, со­ответствует ли данное слово действительному положению дел или нет, осуществляется сверкой с интуицией людей, для которых данный язык является родным, то есть с интуициями, характерными для любого прирожденного носите­ля данного языка.

НЕКОТОРЫЕ УНИВЕРСАЛИИ ЯЗЫКОВОГО ПРОЦЕССА У ЛЮДЕЙ

В главе 1 мы описали три основных процесса, свойст­венных процессу моделирования у людей: генерализацию, опущение и искажение — три способа, с помощью которых достигается отличие создаваемой нами модели от реальности, представляемой этой моделью. Очевидно, все эти про­цессы в полной мере применены и по отношению к языко­вым репрезентациям. С этой точки зрения значительная часть работы, проделанной трансформационистами, состо­ит в выявлении и четком описании того, каким образом три этих универсалии репрезентирования, или представ­ления, реализуются в языковых системах. Наши способно­сти применять языковую систему для репрезентации, ком­муникации и опыт, связанный с этой деятельностью, на­столько обширны, что мы можем размышлять о самом процессе в той мере, в какой располагаем относительно него устойчивыми интуициями.

Назначение трансформационной модели языка состо­ит в том, что состоит в репрезентации паттернов, образов, интуиции, относящихся к нашей языковой системе. Лю­бой, говорящий на том или ином языке, обладает такими интуициями, если этот язык является "для него родным. Три основные категории, которые на наш взгляд, релеван­тны для наших целей, — это: правильность, структура со­ставляющих и логико-семантические отношения.

I. Правильность. Устойчивые и непротиворечивые суждения носителей языка о том, является ли данная груп­па слов предложением, или не является им. Рассмотрим три группы слов:

(3) Даже у президента есть глисты. (4) Даже у президента есть зеленые идеи.

(5) Даже президент иметь глисты.

Первая группа слов правильная: то есть она передаст носителям языка некоторое значение и является, с их точ­ки зрения, синтаксически правильной; (4) неправильная в семантическом отношении, она сообщает такое значение, которое ни один носитель языка не признает возможным;

(5) неправильная в синтаксическом отношении, хотя мы и можем приписать ей некоторое значение.

Структура составляющих. Устойчивые суждения носителей языка о том, какие слова могут объединяться, образуя единицу или составляющую предложения данного языка. Например, в предложении

(6) The Guru of Ben Lomod thought Posemary was It the controls Слова The и Guru.

объединяются определенным образом в отдельную едини­цу, а слова Guru и of — нет. Эти составляющие низшего уровня объединяются в более крупные единицы. Напри­мер, The guru и of Ben Lomond образуют единицу подобного рода, a of Ben Lomond и was не образуют.

III. Логика семантические отношения. Устойчивые суждения носителей языка о логических отношениях отражение в предложениях их языка.

 

     1. Полнота. Имея дело с глаголом родного языка, носители языка способны определить число и разновидности объ­ектов, между которыми глагол устанавливает связь или опи­сывает отношение. Например, глагол “целовать” в англий­ском языке предполагает целующего человека и человека или вещь, которую целуют. Глагол “ударить” предполагает человека или вещь, наносящую удар, человека или вещь, испытывающую удар, а также орудие для нанесения удара.

2. Неоднозначность. Носители языка осознают, что такое, каждое из таких предложений, как:

      (7) Investigating FBI agents can be dangerous.

      (Расследование агентов ФБР может быть опасным)

(8)Maxme took Max's shirt off.

       (Максина сняла рубашку Макса)

сообщает два различных значения. Предложение (7) мож­но понимать либо как: (9) Агенты ФБР, проводящие рас­следование, могут быть опасны, либо (10) Расследовать действия агентов ФБР может быть опасным. В предложе­нии (8) неясно, носит ли Максина рубашку Макса и сняла ее с самой себя, или же она сняла рубашку Макса с самого Макса.

3. Синонимия. Носители английского языка согласятся с тем, что оба следующих предложения обладают одним и тем же значением или передают одно и то же сообщение.

(11) Sandy looked up the number

(12)Sandy looked the number up

(Сэнди отыскал в справочнике нужный номер)

4. Референтные индексы. Носители языка могут опре­делить, выделяет ли то или иное слово или словосочетание какой-нибудь конкретный объект, входящий в их опыт, например, “мой автомобили”, или идентифицирует некий класс объектов: “автомобили”. Более того, они надежно судят о том, относятся ли два или более слова, например, слова “а и б” в предложении

(13)Jimksor changed himself  к одному и тому же объекту или классу объектов.

5. Пресуппозиции. Основываясь на факте высказыва­ния индивидом того или иного предложения, носители языка могут определить, что именно должно входить в опыт этого индивида, чтобы он имел основания для данно­го высказывания.

Если, например, я произнесу предложение

(14) Мой кот сбежал от меня, у вас есть все основания полагать, что в моем опыте мира истинно то, что

(15)У меня есть кот.

Три общих категории интуиции, которыми люди рас­полагают по отношению к собственному языку, в явном виде описаны в трансформационной модели.

ТРАНСФОРМАЦИОННАЯ МОДЕЛЬ

Ниже мы описываем то, как указанные нами устойчи­вые интуиции, относящиеся к нашему языку, представле­ны в метамодели, то есть в модели трансформационной грамматики.

Лингвисты, применяющие эту модель, стремятся пред­ставить в явном виде интуиции, которыми располагает лю­бой носитель языка. У носителей языка имеется два вида устойчивых интуиции, относящихся к каждому из предло­жений их родного языка.

Они способны интуитивно определить, как происходит объединение единиц меньшего размера, таких как слова, в единицы большего размера, вплоть до предложений (инту­иции относительно структуры составляющих), и, кроме того, какой будет полная репрезентация предложения (полнота логической репрезентации). Например, имея де­ло с предложением

(16)The woman bought a truck. (Женщина купила грузовик)

носитель языка может объединить в составляющие более высоких уровней, такие, например, как

The woman и bought и a truck. (женщина) (купила) (грузовик)

Эти единицы в свою очередь объединяются в

The woman и bought a truck.

(женщина) (купила грузовик)

Эти интуиции относительно того, что внутри предло­жения объединена с чем, лингвист представляет, распола­гая слова, образующие составляющую (такие, например, слова как the “woman”) в так называемой структуре дерева, которая выглядит следующим образом:

Согласно правилу, слова, объединенные носителями языка в одной составляющей, привязаны к структуре дере­ва к одной точке или узлу. Предложение (б), представленное структурно в виде дерева, выглядит следующим об­разом:

The Ionian bough woman

Все это называется поверхностной структурой. Вторая разновидность устойчивых интуиции, которы­ми носители языка располагают относительно, например, такого предложения, как Об), подсказывает им, как долж­на выглядеть полная репрезентация значения этого пред­ложения и его логико-семантических отношений. Один из способов представления этих интуиции таков:

Рисунок 1

Это называется глубинной структурой.

Мы хотим показать, как в рамках трансформационной модели анализ каждого предложения проводится на двух структурных уровнях, соответствующих двум разновидно­стям устойчивых интуиций, которыми говорящие на языке располагают по отношению к родному языку: на уровне поверхностной структуры, где их интуиции о структуре составляющих представлены в виде дерева, и на уровне глубинной структуры, где даны их интуиции о полной ре­презентации логико-семантических отношении. Так как в трансформационной модели для каждого предложения имеется две репрезентации (глубинная структура и повер­хностная структура), лингвисты должны четко сказать о том, как эти два уровня связаны между собой. Эту связь они описывают как некоторый процесс или вывод, пред­ставленный серией трансформаций.

Что такое трансформации?

Трансформация — это эксплицитная (модель) форму­лировка какой-либо разновидности паттерна (образца или модели), распознаваемого носителями языка в предложе­ниях этого языка. Сравним, к примеру, два предложения:

(17)The woman bought a truck.

(Женщина купила грузовик) и

(l8)The truck was bought by the woman.

(Грузовик был куплен женщиной)

Носители языка чувствуют, что хотя поверхностные структуры в данном случае различны, сообщения, заклю­ченные в них, или глубинные структуры этих предложе­ний, совпадают между собой. Процесс, посредством кото­рого два этих предложения получены из общей для них обоих глубинной структуры, называется выводом или де­ривацией. Вывод — это серия трансформации, связываю­щих глубинную и поверхностную структуру. Вывод одной из двух рассмотренных поверхностных структур включает в себя трансформацию, которая называется пассивной трансформацией. Сравнив (17) и (18), вы заметите, что порядок слов в этих двух предложениях различен. Конк­ретно, словосочетание The woman и the truck поменялись местами. Трансформационисты описывают это регулярное соответствие следующим образом:

Пассивная Т Именное словосочетание 1 Глагольно-именное словосочетание 2

(the woman) (bought the truck)

Именное словосочетание 2 + глагол + именное сочета­ние 1 the truck was bought (by the woman)

где символ () значит “может трансформироваться в”.

Отметим, что констатация этого образца, или паттер­на, не только касается предложений (17) и (18), но и явля­ется общей закономерностью английского языка.

(19)а. Susan followed Sam

(Сьюзен преследовала Сэма)

б. Sam was followed by Susan.

(Сэм был преследуем Сьюзен)

(20)а. The lapewonn ate the president

(Глисты мучили президента)

б. The president was eaten by the tapeworm

Президент был мучаем глистами.

(21)а. The bee touched the flower.

6. The flower was touched by the bcc.

Все это простой пример того, как образуются поверх­ностные структуры, вывод которых различается только од­ной трансформацией, а именно: пассивной трансформа­цией, которая применяется при выводе предложений груп­пы (6), но не применяется при выводе предложений группы (а). Выводы могут отличаться гораздо большей сложностью, например:

(22)a, Timothy thought that Rosemary was guiding the spaceship.

6. The spaceship was thought Timothy to been guided by Rosemary

(Тимоти думал, что космическим аппаратом уп­равляла Розмари)

Приведенные выше примеры пар предложений свиде­тельствуют о том, что глубинные структуры могут отли­чаться от связанных с ними поверхностных структур по­рядком слов. Отметим при этом, что в каждой из пар пред­ложений значение не изменяется, несмотря на различный порядок слов. По отношению к каждой паре предложений, имеющих одно значение, но различный порядок слов, лин­гвист формирует некоторую трансформацию, точно опре­деляющую паттерн — способ, каким может различаться порядок слов этих двух предложений.

Таким образом, способ представления интуиции носи­теля языка относительно синонимии заключается в фор­мулировании трансформации, связывающей между собой две или более синонимичных поверхностных структур, то есть структур, имеющих одно и то же значение. Таким образом, для каждого множества из двух и более синони­мичных поверхностных структур трансформационист опи­сывает некую трансформацию — формальный паттерн, то есть определенный шаблон, или образец. Интуитивную проверку на синонимичность можно провести, попытав­шись ответить на вопрос: возможно ли, чтобы в нашем (или в любом воображаемом) непротиворечивом мире одна из поверхностных структур, проверяемых на синонимич­ность, была истинной (ложной). Если истинное значение обеих структур во всех случаях одно и то же (обе структу­ры либо ложны, либо истинны), это значит, что они сино­нимичны. Такой способ проверки известен как проверка парафразой. Целый ряд выявленных лингвистами транс­формаций связан с изменениями порядка слов. В предлага­емых ниже парах предложений продемонстрированы неко­торые из паттернов, или образцов:

(23)а. I want Borsch. б. Borch, I want.

а. Я хочу борща. 6. Борща я хочу.

(24)a. It is easy to scare Barry.

6. Barry is easy to scare.

а. Легко напугать Барри.

б. Барри легко напугать (25)а. George gave Martha an apple.

б. George gave an apple to Martha.

а. Джордж дал Марте яблоко.

б. Джордж дал яблоко Марте. (26)а. Writing this sentence is easy.

6. It easy to write this sentence.

а. Писать это предложение легко.

б. Легко писать это предложение.

Каждая из этих трансформаций задает способ, каким может различаться порядок слов в предложении. Эти трансформации объединяются в особую группу трансфор­маций перестановки.

Трансформация перестановки — это один из важнейших классов трансформации: трансформации другого класса на­зываются трансформациями опущении. Например:

(28)а. Elene talked to someone a great deal. 6. Elene talked a great deal.

а. Елена разговаривала с кем-то довольно долго. б. Елена разговаривала довольно долго.

В варианте (б) предложения (28) опушена или удалена одна из именных составляющих (то есть to someone). В общем виде трансформация, описывающая этот образец, называется опущением неопределенной именной состав­ляющей.

Опущение именной составляющей:

X Глагол Именная составляющая Y Elene talked to someone a great deal X Глагол О Y Elene talked a great deal

где X и Y — это охватывающие символы или переменные, замещающие в указанных позициях любое слово или лю­бые слова. В данном случае также имеется целый ряд вы­явленных лингвистами трансформаций опущения:

(29)а. Флюффо пошел в магазин и Тоб пошел в магазин. б. Флюффо пошел в магазин и Тоб туда же.

(30)Треногий что-то ел.

б. Треногий ел. (31)а. Кретин стучал чем-то по стене.

б. Кретин стучал по стене.

В каждой из этих пар предложений процесс вывода второго варианта включает в себя трансформацию, в ре­зультате которой опускается часть полной логико-семан­тической репрезентации и в данном случае значение, по-видимому, остается прежним, несмотря на опущение неко­торых элементов глубинной структуры.

Лингвисты различают два типа трансформации опуще­ния — свободное опущение, или опущение неопределен­ных элементов, и опущение известного. В уже приводя­щихся примерах:

Елена разговаривала с кем-то довольно долго. Елена разговаривала довольно долго. Треногий что-то ел. Треногий ел.

Кретин стучал чем-то по стене. Кретин стучал по стене

опущенный элемент представляет собой неопределенную составляющую (с кем-то, что-то, чем-то), в то время как в примере:

Флюффо пошел в магазин и Тоб пошел в магазин. Флюффо пошел в магазин и Тоб туда же.

опущена составляющая, представляющая нечто неопреде­ленное (to the store). Согласно общему правилу неопреде­ленные элементы могут опускаться в любом предложении. В случае же определенного элемента необходимо соблюде­ние ряда особых условий. Отметим, к примеру, что опреде­ленный элемент to the store, который в последней паре предложений опущен вполне законно, встречается в пред­ложении один раз, он все же представлен в предложения, и утраты информации не происходит.

Итак, поверхностные структуры могут отличаться от глубинной структуры, с которой они связаны, в основном двумя способами:

— Слова в предложении могут располагаться в различ­ном порядке — трансформация перестановки;

— Части полной логико-семантической репрезентации могут быть не представлены в поверхностной структуре — трансформация опущения.

есть еще один дополнительный способ, обусловливающий отличие поверхностных структур от репрезентации глубинной структуры, — процесс номинализации. О про­цессе номинализации мы говорим в случае, когда в резуль­тате языковых трансформаций то, что в репрезентации глубинной структуры представлено словом, обозначаю­щим процесс, — глаголом или предикатом, — в поверхно­стной структуре становится словом, обозначающим собы­тие, — именем или аргументом. Сравним, например, вари­анты (а) и (б) следующих пар предложений:

(32)а. Сьюзен знает, что она боится родителей.

б. Сьюзен знает о своем страхе перед родителями.

(33)а. Джеффри признается себе в том, что он ненави­дит свою работу.

б. Джеффри признается себе в своей ненависти по отношению к своей работе.

(34)а. Дебби понимает то, что она решает о своей соб­ственной жизни.

б. Дебби понимает свое решение о собственной жизни.

Во всех трех ларах предложений то, что в первом пред­ложении было глаголом или словом, обозначающим про­цесс, во втором предложении становится именем или сло­вом, обозначающим событие.

Конкретно:

боится — страх; ненавидит — ненависть; решает — решение

В этом сложном процессе преобразования могут проис­ходить как трансформация опущения, так и трансформа­ция перестановки. Если, например, в вышеприведенных номинализациях произвести трансформации перестанов­ки, получаем:

(32)в. Сьюзен знает о своем страхе перед родителями. .(33) в. Джеффри признается себе в своей ненависти к работе.

(34)в. Дебби понимает свое решение о собственной ЖИЗНИ.

Однако, если по отношению к вышеприведенным номинализациям применить трансформации опущения,5 то пол­учим следующие репрезентации поверхностных структур:

(32)г. Сьгозен знает о страхе.

(33)г. Джеффри признается себе в ненависти.

(34)г. Дсбби принимает решение.

Независимо от того, реализуется ли номинализация с трансформациями опущения или перестановки или без них, ее результат заключается в том, что в глубинной структуре представлено как процесс, в поверхностной структуре представлено как событие. В нашем изложении основ трансформационной грамматики важны не техниче­ские детали, не терминология, разработанная лингвиста­ми, а тот факт, что она дает возможность представлять интуиции, которыми располагает каждый, говорящий на своем родном языке. Таким образом, представления, или репрезентации, сами оказываются репрезентированными. К примеру, то, что мы считаем правильным предложени­ем, может отличаться от своей исходной полной репрезен­тации, семантической репрезентации благодаря двум ос­новным процессам: искажение (трансформация переста­новки или номинализации) или удаление материала (трансформация опущения). Например, каждый, для кого английский язык родной, способен безошибочно решить, какие группы английских слов являются правильными предложениями, а какие — нет. Любой из нас обладает этой информацией.

Трансформационная модель репрезентирует, или пред­ставляет, эту информацию. Согласно этой модели, группа слов считается правильной, если имеется серия трансформа­ций, преобразующих полную репрезентацию глубинной структуры в ту или иную поверхностную структуру.

Трансформационная модель существенным для наших целей образом связана с референтными индексами. Транс­формации, например, опущения, весьма значимы по отно­шению к референтным индексам. Как уже было сказано, слова или именные составляющие не могут быть законно опущены в результате трансформации свободного опуще­ния, если в этих словах или именных составляющих содер­жится референтный индекс, отсылающий к какому-либо лицу или вещи. Если же в этих условиях трансформация все же имеет место, значение предложения изменяется. Обратите внимание на разницу между:

(35)а. Катлин над кем-то смеялась.

б. Катлин смеялась. (36)а. Катлин смеялась над своей сестрой.

б. Кзтлин смеялась,

В предложении (35) вариант (6) имеет, грубо говоря, то же значение, что и вариант (а); в предложении же (36) вариант (б) передает меньше информации, и следователь­но, имеет другое значение. На этом примере легко увидеть общее условие, которому должна удовлетворять трансфор­мация свободного опущения, если мы хотим применить се законно: опускаемый элемент не должен содержать в себе референтного индекса, устанавливающего связь с какой-либо конкретной частью модели опыта, принадлежащей говорящему.

Фактически, это значит, что всякий раз, когда приме­няется трансформация свободного опущения, необходимо, чтобы у опускаемого элемента не было референтного ин­декса в репрезентации глубинной структуры, то есть это должен быть такой элемент, который не связан ни с чем таким, что дано в опыте говорящего.

Будучи людьми, для которых английский язык являет­ся родным, мы располагаем интуициями не только о том, как референтные индексы взаимодействуют i: комплексом трансформаций опущения, но и вообще об особенностях их употребления. Конкретно каждый из нас способен безоши­бочно провозить различие между такими словами и слово­сочетаниями, как “эта страница”, “Эйфелева башня”, “Вьетнамская война”, “Бруклинский мост”.... обладающи­ми референтными индексами, и такими словами и сочета­ниями, как “кто-то”, “что-то”, “везде, где что-то происхо­дит” (“где бы то ни было”), “все люди, которым я изве­стен”. В первом множестве слов и сочетаний, словосочетаний идентифици­руются конкретные части модели опыта, принадлежащей говорящему, а во втором множестве этого не происходит. Посредством этой второй группы слов и словосочетаний без референтных индексов в системах языка и осуществляется главным образом моделирующий про­цесс — Генерализация.

В последних работах по трансформационной грамма­тике исследуется проблема того, как в естественном языке работают пресуппозиции. Некоторые предложения естественного языка таковы, что для их осмысленности надо, чтобы некоторые другие предложения были истинными. Если, например, я услышал, как вы говорите:

(37)На столе лежит кошка,

— то я по своему выбору могу поверить вам, что на столе действительно находится кошка, либо не поверить, но в любом случае я пойму сказанное вами. Однако, если я ус­лышу от вас:

(38)Сэм попал, что на столе лежит кошка,

мне придется допустить, что действительно на столе лежит кошка, ибо иначе сказанное вами будет непонятно. Это различие проступает особенно ясно, если я введу в предло­жение частицу “не”.

(39)Сэм не понимает, что на столе лежит кошка.

Тут очевидно, что и при произношении предложения, имеющего совершенно противоположное значение, то есть предложения, отрицающего то, что в первом предложении утверждается как истина, для того, чтобы это второе пред­ложение было осмыслено, необходимо допустить, что на столе лежит кошка. Предложение, которое должно быть истинным для того, чтобы какое-нибудь другое предложе­ние было осмысленным, называется пресуппозицией этого предложения.

ОБЗOP СКАЗАННОГО

Выше мы представили некоторые значимые для наших целей части трансформационной модели. Взятые в сово­купности, они дают описание процесса, в котором участву­ют люди, когда они репрезентируют свой опыт и сообщают собственную репрезентацию другим. Когда люди хотят со­общить другим свою репрезентацию, свои опыт окружаю­щего мира, они строят полную языковую репрезентацию собственного опыта, так называемую глубинную структу­ру. Начиная говорить, они совершают серию выборов (трансформации), имеющих отношение к форме, в кото­рой они хотели бы сообщить свой опыт. Эти выборы, как правило, не осознаются.

Структуру предложений можно считать результатом последовательности синтаксических выборов, совершае­мых при порождении предложения. Говорящий кодирует значение, строя предложение посредством выборочного применения определенных синтаксических характери­стик, отобранных из ограниченного множества.”

(Winogrud, Undestanding Natural Language, p.16 in Cognitive Psichology, Vei. 3, V/, Jan. 1972)

Наше поведение, когда мы делаем эти выборы, отлича­ется регулярностью, оно подчиняется правилам. Процесс совершения серии выборов (вывод) завершается проявле­нием поверхностной структуры — предложения или после­довательности слов, которые мы, согласно нормам нашего языка, признаем правильными.

Поверхностную структуру можно считать репрезента­цией полной языковой репрезентации глубинной структу­ры. В результате трансформации структуры глубинной структуры изменяется либо путем опущения отдельных элементов, либо путем изменения порядка слов, но семан­тическое значение предложения при этом не изменяется. В графической форме весь процесс можно представить сле­дующим образом:

 

мир


 

ПОЛНАЯ ЯЗЫКОВАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ. ГЛУБИННАЯ СТРУКТУРА ТРАНСФОРМАЦИИ ПОВЕРХНОСТНАЯ СТРУКТУРА

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ПОЛНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

 

Модель этого процесса — это модель того, что мы дела­ем, когда репрезентируем и коммуницируем, то есть сооб­щаем нашу модель другим, таким образом, это модель мо­дели, или МЕТАМОДЕЛЬ. В метамодели, представлены интуиции, относящиеся к нашему опыту. Например, наша интуиция синонимии, то есть случая, когда две или более поверхностные структуры облазают одним и тем же семан­тическим значением, то есть одной и той же глубинной структурой — представлена следующим образом:

 

глубинная структура

Выносы (серии трансформации)


 

 


 


 

Поверхностная структура I


 

Поверхностная Поверхностная структура 2   структура 3


 

На конкретном примере:

ПОВЕРХНОСТНАЯ СТРУКТУРА 1

Джон говорит, что Мэри ударила Сэма

 

ПОВЕРХНОСТНАЯ С1РУКТУРА 2

Джон говорит, что Сэм был ударен Мэри

 

ПОВЕРХНОСТНАЯ СТРУКТУРА 3

Сэм сказал Джон, что он был ударен Мэри

Наличие синонимии в метамодели указывает на то, что одна и та же глубинная структура связана более чем с одной поверхностной структурой.

Противоположная ситуация имеет место в случае неоднозначности. Неоднозначность — это интуиция, к кото­рой говорящие на родном языке, обращаются в тех случа­ях, когда одна и та же поверхностная структура располагает более чем одним четко выделяемым семантическим зна­чением и представить ее можно следующим образом:

На конкретном примере:

 

Глубинная структура 1           Глубинная структура 2

 

Агенты ФБР, которые                         Для кого-нибудь расслсдо-

проводят расследования,        вание агентов ФБР может

могут быть опасны для          быть опасно, кого-нибудь.

Поверхностная структура:

Расследование агентов ФБР может быть опасным.

 

Интуиция правильности репрезентирована в метамодели тем, что любая последовательность слов правильна лишь в том случае, когда имеется серия трансформаций (вывод), переводящая определенную глубинную структу­ру в рассматриваемую последовательность слов — поверх­ностную структуру. Таким образом, метамодель пред­ставляет собой эксплицитную репрезентацию или описа­ние нашего несознаваемого подчиняющегося правилам поведения.

РЕЗЮМЕ

Человеческий язык представляет собой один из спосо­бов репрезентации, или представления, мира. Трансфор­мационная грамматика представляет собой эксплицитную модель процесса репрезентации и коммуникации другим этой репрезентации мира. Механизмы, описываемые в трансформационной грамматике, универсальны для всех человеческих существ и для способа представления этими нами нашего опыта. Семантическое значение, репрезентируемое процессами, — это экзистенциональное, бесконеч­но богатое и разнообразное значение. Способ репрезента­ции и коммуникации этих экзистенциальных значении подчиняется правилам. Трансформационная грамматика моделирует не само это экзистенциональное значение, а способ, посредством которого образуется бесконечное мно­жество экзистенциальных значений, то есть правила обра­зования репрезентаций. Нервная система, ответственная за производство язы­ковой репрезентации системы, — это та же нервная систе­ма, с помощью которой люди создают любую другую мо­дель мира — мыслительную, визуальную, кинестетическую и т.д. В каждой из этих систем действуют одни и те же структурные принципы. Таким образом, формальные принципы, выделенные лингвистами в качестве части репрезентативной системы “язык”, обеспечивают экспли­цитный подход к пониманию любой системы человеческо­го моделирования.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 2

1. Это применение языка для коммуникации представ­ляет собой в действительности частный случай примене­ния языка для репрезентации. При таком подходе комму­никация представляет собой репрезентацию другим людям нашей репрезентации самим себе. Другими слонами, мы применяем язык для того, чтобы репрезентировать собст­венный опыт, — и это частный процесс. Затем мы приме­няем язык, чтобы репрезентировать нашу репрезентацию нашего опыта, — а это уже социальный процесс.

2. Символом * в данной книге обозначаются предложе­ния, которые являются неправильными предложениями английского языка.

3. В книге имеется предложение, в котором трансфор­мационная модель представлена более подробно; а кроме того, содержится аннотированная библиография, предназ­наченная для тех, кто хотел бы продолжить изучение трансформационной модели языка.

4. Это касается не всех лингвистов, которые относят себя к трансформационистам. Обозначившееся в настоя­щее время разделение между сторонниками расширенной стандартной модели и порождающей семантики не важно для наших целей, состоящих в адаптации некоторых час­тей трансформационной модели для применения их в ка­честве метамодели психотерапии. Последние работы, принадлежащие в особенности специалистам по порожда­ющей семантике, могут, как нам кажется, с пользой при­меняться для дальнейшей работы над описываемой здесь метамоделью. См. список источников.

5. Строго говоря, с чисто языковой точки зрения, опу­щение элементов, опущенных в нашем тексте, не оправда­но, поскольку в них имеются референтные индексы. Тем не менее, такой процесс типичен для многих пациентов, с которыми психотерапевт сталкивается в своей работе.


 

 

Г л а в а  3

 

СТРУКТУРА МАГИИ

Одна из тайн психотерапии состоит в том, что разные школы психотерапии, хотя сильно отличаются одна от другой своими формальными характеристиками, все они в той или иной степени добиваются успеха. Эта загадка будет решена, когда эффективные методы различных психотера­певтических подходов удается описать средствами одного комплекса терминов, что позволит выявить черты сходства, существующие между ними, и даст возможность усваивать эти методы терапевту, принадлежащему любой школе.1

“...этот список сходств (между различными формами психотерапии — Р.Б. и Дж. Г.) вряд ли полон: существуют достаточные основания полагать, что плодотворным было бы более тщательное изучение всех форм психотерапии в терминах, характерных для них сходных формальных пат­тернов. Более строгая наука психотерапии возникнет тог­да, когда процедуры различных методов удастся синтези­ровать, приведя их к наиболее эффективной из возможных стратегий, позволяющей вызвать у человека спонтанные изменения манеры поведения”.

(Т. Haley, Strategies of Psicholherapy, 1967, р.85)

Имеется одна особенность, характеризующая все фор­ма успешной психотерапии, и заключается она в том, что люди в ходе психотерапии так или иначе изменяются. В различных школах психотерапии это изменение обознача­ется различными словами, такими как: 1. фиксация, 2. из­лечение, 3. рост, 4. просветление, 5. модификация поведе­ния и т.д. Но, каким бы словом не называлось это явление, оно так или иначе обогащает опыт человека и совершенст­вует его. Это неудивительно, так как каждая разновид­ность психотерапии претендует на то, чтобы помочь лю­дям более успешно действовать в мире. Когда люди изме­няются, изменяется их опыт и модели мира. Независимо от применяемых техник и методов, различные разновидности

психотерапии дают людям возможность изменить свою мо­дель мира; в некоторых психотерапевтических подходах, кроме того, происходит обновление части этой модели.

В предлагаемой книге мы описываем не новую школу психотерапии. Мы, скорее, предлагаем конкретный комп­лекс инструментов, представляющих собой четкое и ясное описание того, что в той или иной степени уже присутству­ет в каждой из форм психотерапии. Уникальными аспекта­ми, представляемой нами метамодели, является следую­щее: во-первых, оно основывается на интуициях, которые уже характерны для любого, говорящего на своем родном языке, а во-вторых, это эксплицитная модель в том смыс­ле, что ее можно изучить.

МЕТАМОДЕЛЬ

Представляемая нами Метамодель в значительной ча­сти подсказана нам формальной моделью, разработанной в трансформационной грамматике. Поскольку трансформа­ционная модель должна была ответить на некоторые воп­росы, которые прямо не связаны с вопросом о способах изменения людей, поскольку все ее части одинаково по­лезны для разработки Метамодели, предназначенной для применения в психотерапии. Поэтому мы переработали эту модель, заимствовав из нее лишь те части, которые как-то связаны с нашими целями, и организовав их в сис­тему, соответствующую целям, которые мы ставим перед собой в психотерапии.

В данной главе мы даем описание нашей Метамодели для психотерапии, наша цель состоит в том, чтобы позна­комить вас с тем, что именно в Метамодели имеется и как она работает.

В двух последующих главах мы переходим к более кон­кретному изложению: в них мы покажем поэтапно, как следует применять техники, предполагаемые нашей Метамоделью. При работе с данной главой вам следует прочи­тать ее целиком и попытаться представить себе общую картину, предлагаемую нами. Уточнение и детализация этой картины — задача последующих глав.

ОПУЩЕНИЯ: ОТСУТСТВУЮЩИЕ ЧАСТИ МОДЕЛИ

В большинстве известных вариантов психотерапии (за исключением, возможно, некоторых ее физических разно­видностей) между пациентом и психотерапевтом имеет место, как правило, серия вербальных взаимодействии. Одна из характеристик психотерапевтического сеанса за­ключается в том, что психотерапевт стремится опреде­лить, зачем конкретно пациент пришел к нему, к психоте­рапевту, хочет понять, что именно пациент хочет изме­нить. Другими словами, психотерапевт стремится понять, какая у пациента модель мира. Сообщая о своей модели мира, пациенты осуществляют это посредством Поверхно­стных Структур. В этих Поверхностных Структурах будут встречаться опущения, подобные тем, что описаны в пред­ыдущей главе. Способ применения языка для сообщения своей модели испытывает на себе влияние универсальных процессов человеческого моделирования, таких, напри­мер, как опущения, сама поверхностная структура пред­ставляет собой репрезентацию полной языковой репрезен­тации, из которой она выведена, — Глубинной Структуры. В случае, когда имел место языковый процесс опущения, психотерапевт чувствует, что в конечном вербальном опи­сании — Поверхностной Структуре — недостает некото­рых элементов. Эти элементы могут отсутствовать и в осознаваемой пациентом модели мира. Если в модели опы­та пациента отсутствуют некоторые части этого опыта, это значит, что модель обеднена. Обедненные модели, как го­ворилось, предполагают ограниченный выбор возможных способов поведения. По мере восстановления отсутствую­щих частей в пациенте начинается процесс изменения.

На первом этапе психотерапевт должен определить, является ли Поверхностная Структура пациента полной репрезентацией той полной языковой репрезентации, из которой она выделена, — Глубинной Структуры. На этом этапе психотерапевт, стремясь выявить отсутствующие части, может основываться либо на хорошо развитом в ре­зультате предыдущего опыта чувстве интуиции, либо на эксплицитной Метамодели. В Метамодели в игру вступа­ют интуиции по отношению к родному языку, которыми располагает каждый, говорящий на нем. Пациент говорит:

Я боюсь. Психотерапевт сверяется с собственным чувством интуиции и определяет, является ли Поверхностная Структура пациента полной. Один из способов сделать это (более подробно это будет описано в следующих главах) заключается в том, чтобы спросить себя: нельзя ли приду­мать другое правильное предложение на английском язы­ке, в котором для обозначении процесса “бояться” приме­нялось бы то же слово, но имелось бы большее число имен­ных аргументов, чем в Поверхностной Структуре пациента с тем же глаголом “бояться”. Если вы сумели придумать такую Поверхностную Структуру, значит По­верхностная Структура пациента не полная,

Теперь психотерапевт стоит перед необходимостью выбрать один из трех возможных ходов.3 Он сможет согла­ситься с обедненной моделью, применять ее, может спро­сить пациента об отсутствующей части или догадаться о том, что именно отсутствует. Первый выбор, предполагаю­щий согласие с обедненной моделью, плох тем, что процесс психотерапии в этом случае становится медленным и уто­мительным, поскольку вся ответственность за восстанов­ление отсутствующих частей полностью возлагается на па­циента, в то время, как именно в этом процессе ему боль­ше всего и нужна помощь со стороны психотерапевта. Мы не утверждаем, что изменение в этом случае невозможно, но на него уйдет гораздо больше времени, чем необходимо;

в случае второго выбора психотерапевт ставит вопрос та­ким образом, чтобы восстановить ту часть, которая была опущена в языковом процессе:

Пациент: Я боюсь. Врач: Чего?

Здесь пациент либо сообщит психотерапевту матери­ал, присутствующий в его модели и пропущенный в ходе языкового процесса, и тогда психотерапевт получит более полное представление о модели своего пациента, либо ста­нет ясно, что часть, отсутствующая в словесном выраже­нии пациента, отсутствует также и в его модели. Присту­пая к работе по восстановлению отсутствующих частей, пациенты начинают участвовать в процессе самопознания и изменения, постепенно вовлекаясь в этот процесс само­познания — расширения самих себя путем расширения собственной модели мира все более и более.

У психотерапевта имеется и третий выбор — основыва­ясь на своем богатом опыте, он может интуитивно почувст­вовать, что именно отсутствует в высказывании пациента. Возможно, он предпочтет основываться на своей интерпре­тации или догадке об отсутствующей части. Мы не имеем ничего против такого выбора, тем не менее, опасность, что та или иная форма интерпретации и догадки окажется неточ­ной, существует. На этот случай в нашей Метамодели для пациента предусмотрена определенная мера предосторожно­сти. Проверяя интерпретацию или догадку, высказанную психотерапевтом, пациент порождает предложение, в кото­рое включен этот материал, и проверяет с помощью интуи­ции, подходит ли ему предложение интерпретации, осмыс­ленна ли она для него, является ли она точной репрезента­цией его модели мира. Пусть, например, интуиция настойчиво подсказывает психотерапевту, что пациент боит­ся своего отца. Его интуиция может основываться на уже имеющемся у него терапевтическом опыте или же на узнава­нии какой-либо конкретной позы или движения, замечен­ных у пациента, когда речь шла об отце, или чем-либо, с ним связанного. В этом случае обмен репликами может прохо­дить следующим образом:

П.: Я боюсь.

В.: Попробуйте, пожалуйста, повторить за мной и по­смотрите, подходит ли это вам: “Мой отец вызывает во мне страх”.

В данном случае психотерапевт просит пациента про­изнести Поверхностную структуру, заключающую в себе его догадки или интерпретацию, и посмотреть, вписывает­ся ли она в полную языковую репрезентацию пациента, его Глубинную Структуру.3 Если эта новая поверхностная структура, заключающая в себе интуицию психотерапевта относительно того, что именно представляет собой опу­щенная часть исходной поверхностной структуры, вписы­вается в модель пациента, последний обычно испытывает определенное ощущение конгруэнтности или узнавания. Если этого не происходит, в распоряжении психотерапевта имеются техники, предусмотренные метамоделью и пред­назначенные для восстановления отсутствующего матери­ала, согласующегося с моделью пациента. Предосторож­ность, обеспечивающая сохранение целостности пациента, состоит в том, что давая пациенту возможность самому судить о точности догадки психотерапевта, произнося вслух с этой целью предложение, подсказанное психотера­певтом, и пытаясь почувствовать, согласуется ли оно с ос­тальными частями его модели мира, психотерапевт в момент произнесения пациентом этого предложения, прояв­ляет острую восприимчивость по отношению к интуициям своего пациента.

Общепризнанное мнение о необходимости для психо­терапевта принимать во внимание целостность своих па­циентов. Полстер и Полстер, (Polsler and Poster, 1973, стр. 68) комментирует: “Нет точной меры, которая позво­ляла бы определять те пределы, в которых вид индивида достаточен для того, чтобы вбирать в себя или выражать чувства, обладающие взрывным потенциалом; существует, однако, одна общая мера предосторожности — не сле­дует ни принуждением, ни искушением вызывать у паци­ента такие способы поведения, которые не являются для него приемлемыми”.

В общем, эффективность той или иной конкретной формы психотерапии связана с ее способностью восстанав­ливать подавленные или отсутствующие части модели па­циента. Поэтому первый шаг к усвоению описываемого комплекса инструментов заключается в том, чтобы нау­читься идентифицировать отсутствующие модели — конк­ретно говоря, обнаруживать тот факт, что произошло язы­ковое опущение. Части, отсутствующие в поверхностной структуре, — это материал, удаленный посредством транс­формации Опущения. Для восстановления отсутствующе­го материала необходимо двинуться в сторону более пол­ной репрезентации — Глубинной Структуры.

 

ИСКАЖЕНИЯ:

ПРОЦЕСС — СОБЫТИЕ

Один из способов приобретения скованности у людей заключается в том, что непрекращающийся процесс у них превращается в событие. События представляют собой не­что, происходившее в какой-то момент времени и завер­шенное. После того, как они произошли, их результаты зафиксированы, и ничего нельзя сделать, чтобы изменить их.4 Такой способ репрезентации своего опыта обедняет в том смысле, что пациенты, представляя непрерывающиеся процессы в форме событий, утрачивают над ними конт­роль. Лингвисты выявили языковый механизм, посредст­вом которого процесс превращается в событие. Он называ­ется номинализацией, и о нем уже говорилось в предыду­щей главе. Способность психотерапевта изменить иска­женные части модели пациента, связанные с тем, что про­цессы репрезентированы, как события, предполагает у не­го способность распознавать номинализации, присутству­ющие в поверхностных структурах пациента. Сделать это можно, рассмотрев поверхностные структуры пациента, проверив каждый не-глагол в предложении и подумав, нельзя ли придумать какой-либо глагол или прилагатель­ное, которое тесно связано с ним, как по виду, так и по значению (Более подробно это будет описано в главе 4). Пусть, например, пациент начинает рассуждать о каком-либо развивающемся процессе — о непрекращающемся процессе, суть которого в том, что он решает избегать столкновения с кем-то по какому-то поводу, и представля­ет этот процесс в своей поверхностной структуре словосо­четанием “мое решение”: Я действительно жалею о моем решении. Проверяя предложение пациента на наличие ис­кажения, психотерапевт устанавливает, что имя “реше­ния” похоже своим видом, звучанием и значением на слово “решать”, обозначающее процесс, откуда следует, что а данном случае имеет место номинализация.

Задача психотерапевта состоит в том, чтобы помочь пациенту увидеть то, что в его модели репрезентировано, как замкнутое законченное событие, представляет собой, на самом деле, непрерывный процесс, на который он мо­жет влиять. Это можно сделать различными способами. Когда пациент заявляет, что он не удовлетворен своим ре­шением, психотерапевт спрашивает, что мешает ему пере­смотреть собственное решение. Пациент отвечает, психо­терапевт же продолжает задавать вопросы в соответствии с Метамоделью. Усилия психотерапевта направлены на то, чтобы восстановить связь данного события с непрерываю­щимся процессом.

Еще один прием, который психотерапевт мог бы упот­ребить, состоит в следующем:

“Вы приняли решение и уже не можете представить себе ничего, что могло бы изменить его”.

В этом случае пациент реагирует посредством какой-либо поверхностной структуры, которую психотерапевт наряду с Метамоделью может использовать в качестве ру­ководства для своего следующего шага, вызывающего в па­циенте изменения,

Вследствие системного применения этих двух приемов:

 

(A) Восстановление частей, изъятых из Глубинной структуры в результате трансформаций опущения.

(B) Обратного превращения номинализации в процес­суальные слова, из которых они были получены — в Глу­бинную структуру — появляется более полная репрезента­ция модели пациента — языковой Глубинной структуры, из которой выведены первоначальные вербальные выраже­ния пациента, или его Поверхностные структуры. Этот процесс активно включает пациента в восстановление от­сутствующих частей и превращение того, что представле­но как событие обратно в процессы, инициируя тем самым процесс изменения.

Глубинные структуры — это наиболее полные языко­вые репрезентации опыта пациента. Они могут отличаться от опыта этого человека различными способами, которые уже известны вам. Имеются черты, свойственные любым процессам моделирования у людей: опущение, искажение и генерализация. Это универсальные процессы человече­ского моделирования — то есть способа, посредством кото­рого люди создают представления или репрезентации соб­ственного опыта.

Интуиции, представленные в трансформационной мо­дели языка, — это конкретные реализации трех этих прин­ципов. Например, предложения или поверхностные струк­туры, в которых не выражен субъект, — это примеры про­цесса Опущения. Чтобы получить образ модели, которой располагает пациент, эту отсутствующую часть необходи­мо восстановить; языковое выражение необходимо связать с источником — наиболее полной его репрезентацией. Ис­точником наиболее полной репрезентации Поверхностной Структуры является Глубинная Структура. Источником репрезентации, содержащейся в глубинной структуре, яв­ляется опыт пациента. Являясь самой полной языковой ре­презентацией, сама Глубинная Структура произведена от еще более полного и богатого источника — общей суммы всего опыта пациента.5 Неудивительно поэтому, что те же характерные для людей универсальные процессы модели­рования, которые позволяют нам системно помочь пациен­ту перейти от обедненной Поверхностной Структуры к полной языковой репрезентации — Глубинной Структуре, дают возможность, кроме того, системно ассоциировать языковые репрезентации этого человека со множеством его более полных переживании, от которых произведены полные языковые репрезентации.

ГЛУБИННАЯ СТРУКТУРА И ДАЛЕЕ

Как уже неоднократно говорилось, люди, которые при­ходят к психотерапевту, и желая, чтобы им помогли изме­нить, — приходят к нему обычно, потому что они чувству­ют, что у них отсутствует достаточно богатый выбор, что “они не способны вести себя иначе, по сравнению с тем, как они ведут себя”. Более того, каким бы странным не казалось их поведение, в их модели мира оно осмысленно.

Итак, терапевт сумел увлечь пациента в процесс вос­становления Глубинной Структуры — полной языковой репрезентации. Следующий шаг заключается в том, что­бы, изменив Глубинную структуру, сделать ее богаче. Здесь психотерапевт сталкивается с проблемой выбора од­ного из нескольких возможных путей осуществления этой задачи. Фундаментальный принцип предлагаемого подхо­да состоит в том, что люди страдают не потому, что мир недостаточно богат и не способен удовлетворить их по­требности, а потому, что их представления о мире слиш­ком бедные. Соответственно стратегия психотерапевта за­ключается в том, чтобы так или иначе связать пациента с миром, предоставляя ему более богатое множество выбо­ров. Другими словами, поскольку пациент страдает из-за того, что он создал обедненную репрезентацию мира и за­был о том, что его репрезентация — это еще не сам мир, психотерапевт поможет пациенту измениться лишь в том случае, если его пациент так или иначе вступит в противо­речие с имеющейся моделью и, тем самым обогатит ее. Добиться этого можно различными способами, многие из которых подробно описаны. Подчеркивание значимости очищенных сенсорных каналов в выявлении паттернов по­ведения в стрессовых ситуациях в системе семьи, травма­тический опыт детства, навязывание психотерапевтиче­ских двойных связей — все это примеры того, на что имен­но в различных формах психотерапии ставится основной акцент для того, чтобы изменить обедненную модель паци­ента. Независимо от принадлежности к той или иной шко­ле, от основного акцента метода психотерапии и конкрет­ной формы ее осуществления, любая успешная психотера­пия характеризуется двумя особенностями:

(1) Значительным объемом общения в языковой форме.6

(2) Изменением модели мира пациента.

То, что мы предлагаем в своей Метамодели, прямо связано с двумя вышеуказанными характеристиками пси­хотерапии.

Язык является одновременно как системой репрезен­тации, так и средством или процессом сообщения этой ре­презентации мира. Процессы, в которых мы участвуем, при сообщении нашего опыта, совпадают с процессами, в которых мы участвуем при его создании. При таком подхо­де восстановление полной Глубинной Структуры, основы­ваясь на имеющейся Поверхностной Структуре, соответст­вует выявлению у пациента полной языковой модели ми­ра; изменить Глубинную структуру пациента — значит прямо изменить полную языковую репрезентацию паци­ента. В обоих случаях применяются одни и те же инстру­менты.

Процессы, посредством которых люди обедняют собст­венную репрезентацию мира, совпадают с теми процесса­ми, посредством которых они обедняют выражение своей репрезентации мира. Эти процессы участвуют в порожде­нии людьми своего собственного страдания. С их помощью они создают себе обедненную модель. Наша Метамодель предлагает конкретный способ изменения этих процессов и обогащение модели пациента. Во-первых, в метамодели конкретизируется процесс перехода от поверхностной структуры к Глубинной структуре. Процесс движения от Поверхностной структуры с опущенным материалом к полной Глубинной Структуре дает в распоряжение психо­терапевта точный образ модели пациента; но, помимо это­го, уже в процессе этого движения пациент может расши­рить свою модель, стремясь восстановить опущенный ма­териал, о котором его спрашивает психотерапевт. Во-вторых, он задаст формат изменения глубинной струк­туры и установления связи с опытом пациента, что и со­здает возможность изменения.

Выявив языковую модель мира пациента, психотера­певт может выбрать любую из имеющихся техник тера­пии, или несколько таких техник, которые, по его мнению, могут быть полезны в данном конкретном контексте. Стре­мясь оказать помощь своему пациенту в процессе измене­ния, психотерапевт может, например, выбрать технику навязывания двойной психотерапевтической связи (Haley. 1973) или же технику инсценизации (Peris, 1973). Но он может и продолжить изменение модели пациента с по­мощью чисто вербальных приемов. В любом из трех на­званных случаев психотерапевт обращается к языку. Эф­фективность действий психотерапевта и богатство его воз­можностей тесно связано с богатством метамодели его са­мого — с числом выборов, которыми он располагает, и с умением составлять из них различные комбинации. В дан­ной работе мы уделяем основное внимание вербальным ди­скретным, а не аналоговым техникам по двум причинам:

(1) Вербальные трансакции представляют собой важ­ную форму общения во всех стилях психотерапии.

(2) Эксплицитная модель психотерапии разработана нами для естественного языка.

Позже мы в деталях покажем, как метамодель, со­зданная нами, из модели трансформационной грамматики в виде психотерапевтической Метамодели может быть обобщена по отношению к невербальным системам комму­никации и распространена на них.7

Изменить глубинную структуру

Для психотерапевта изменить глубинную структуру — значит потребовать от пациента, чтобы он мобилизовал свои ресурсы и восстановил связь между своей языковой моделью и миром своего опыта. Другими словами, психо­терапевт в этой ситуации ставит под вопрос допущение пациента, согласно которому его языковая модель — это сама действительность.

Усомниться в генерализации

Один из элементов модели пациента, ведущих, как правило, к обеднению его опыта, — это генерализация. Соответственно в Глубинной структуре, представляющей или описывающей обедненную часть модели, имеются сло­ва и словосочетания без референтных индексов и недоста­точно конкретные глаголы.

Ясность из хаоса — Имя/аргументы

По мере выявления отсутствующих деталей Глубин­ной структуры пациента модель опыта пациента может становиться полнее, оставаясь в то же время неясной н нечеткой.8 Пациент заявляет:

Пациент: Я боюсь. Врач: Чего? Пациент: Людей.

Здесь психотерапевт либо располагает богатым выбо­ром интуиции о том, что делать дальше, либо может руко­водствоваться нашей Метамоделью. Одно из явных спосо­бов определения того, какие части языкового выражения (и представляемой этим выражением модели) недостаточ­но четкие, состоит в том, чтобы устроить проверку на на­личие в этом выражении именных аргументов, без рефе­рентных индексов. Здесь у психотерапевта опять имеется тройной выбор: согласиться с нечеткой моделью; задать вопрос, для ответа на который пациенту необходимо сде­лать модель более четкой; или догадаться самому, что пол­учится, если модель сделать более четкой. Тот или иной выбор психотерапевта в данном случае ведет к тем же следствиям, что и в случае, когда он пытается восстано­вить части, отсутствующие в модели. Если психотерапевт предпочитает спросить о недостающем референтном ин­дексе, он просто уточняет: Кто конкретно вызывает в вас страх?

С другой стороны, если психотерапевт интуитивно по­нимает, что именно является референтом именного слово­сочетания без референтного индекса, он может предпо­честь вопросу собственную догадку. В этом случае можно применить ту же меру предосторожности от нарушения це­лостности пациента, что и в предыдущем случае.

Пациент: Я боюсь. Врач: Чего? Пациент: Людей.

Психотерапевт решает высказать догадку о том, кто конкретно вызывает страх в его пациенте. Применяя реко­мендуемые нами меры предосторожности, психотерапевт просит пациента произнести Поверхностную структуру, в которой содержится догадка психотерапевта.

Врач: Я хочу, чтобы вы попытались произнести вслед за мной и понять, чувствуете ли вы, что это вам подходит:

Мой отец вызывает во мне страх.

Пациент произносит Поверхностную Структуру, содержащую в себе догадки или интерпретации, предложенные психотерапевтом, и определяет, совпадает ли она с его моделью. В любом из описанных случаев реакция психоте­рапевта — сомнение в генерализации пациента, проявляе­мое требование связать это обобщение с конкретным опы­том пациента — заключается в том, что он требует от па­циента сообщить ему референтный индекс. Таким образом, следующий шаг психотерапевта в процессе пони­мания модели пациента состоит в том, чтобы поставить под вопрос именные аргументы, у которых отсутствует ре­ферентный индекс.

Слово “люди” не выделяет в модели пациента ни конк­ретного индивида, ни конкретной группы индивидов, па­циент может сообщить психотерапевту референтный ин­декс, отсутствующий у него в вербальном выражении, но имеющийся в его модели, в результате чего психотерапевт более четко начинает понимать модель пациента, либо ре­ферентного индекса нет также и в модели самого пациента. Если эта часть модели пациента оказывается к тому же недо­статочно четкой, вопрос психотерапевта дает возможность пациенту начать прояснять для себя собственную модель, еще более активно вовлекаться в процесс изменения.

Отметим, что пациент может дать целый ряд ответов вроде: “Люди, которые ненавидят меня”, “Люди, которых я всегда считал своими друзьями”. “Все, кого я знаю”, “Не­которые из моих родственников”, ни в одном из которых нет референтных индексов — все это интенсиональные, а не экстенсиональные описания опыта данного индивида.9 Они описывают генерализации, которые по-прежнему не связаны с опытом пациента. Работа с этими формулиров­ками продолжается психотерапевтом, он обращается к па­циенту с вопросом:

Кто конкретно?

до тех пор, пока пациент не произнесет вербального выра­жения с референтным индексом. В конце концов пациент отвечает: Отец вызывает во мне страх.

Требование психотерапевта, цель которого — пол­учить доступ к представлению полной Глубинной Струк­туры, содержащему только слова и словосочетания с рефе­рентными индексами, — это требование, предъявленное пациенту, чтобы тот восстановил связь своих генерализа­ций с опытом, от которого они производны. После чего психотерапевт задает себе вопрос: Является ли получен­ный им образ модели пациента ясным и четким?

Ясность из хаоса — Глагол/процессуальные слова

Оба имени в словесном выражении:

Отец вызывает во мне страх

— имеют референциальные индексы (отец и во мне). Оче­видно, процессуальное слово или глагол я этом выражении не дает нам ясного образа того, как описываемый опыт имел место. Мы уже знаем, что наш пациент боится и что страх в нем вызывает отец, но как именно отец вызывает в нем страх, сообщено не полностью; не ясно, что конкретно делает отец, вызывая страх у пациента:

Как отец вызывает в вас страх?

В данном случае, как и в предыдущих, психотерапевт просит пациента, чтобы тот связал свою генерализацию с опытом, от которого она произведена. Отвечая на этот воп­рос, пациент произносит новую поверхностную структуру, которую психотерапевт проверяет на полноту и ясность, задавая самому себе вопрос о том, все ли части репрезента­ции полной Глубинной Структуры нашли отражение в этой Поверхностной Структуре. Психотерапевт изучает поверхностную структуру, порожденную пациентом, вы­являя Глубинную Структуру и ставя под вопрос генерали­зацию Глубинной Структуры, из-за которой модель ока­зывается нечетко сфокусированной и недостаточно конк­ретной до тех пор, пока не получит достаточно ясный образ модели пациента.

КАК РАБОТАТЬ С ОПУЩЕНИЯМИ

Создавая свои языковые модели мира, люди по необхо­димости отбирают и репрезентируют одни части мира, опуская другие. Так, одно из отличий полной языковой репрезентации — Глубинной структуры — от опыта, кото­рый ее порождает, заключается в том, что она оказывается уменьшенной версией опыта пациента в его взаимодейст­вии с миром. Это уменьшение может быть, как уже говори­лось, полезным; одновременно оно может обеднять модель того или иного человека в такой степени, что это вызывает у него страдание. Существует много приемов, позволяю­щих психотерапевту помочь своему пациенту восстано­вить части его опыта, не представленные в его модели. Если, например, речь идет о сочетании вербальных и не­вербальных техник, то пациента можно попросить пред­ставить в ролях конкретную ситуацию, основываясь на ко­торой, он сформулировал для себя ту или иную генерали­зацию, описывая свои переживании по мере того, как эта ситуация заново переживается им. У пациента появляется возможность представить часть собственного опыта, кото­рый он в свое время не сумел репрезентировать языковыми средствами. У него восстанавливается связь с опытом; од­новременно в распоряжении у психотерапевта оказывает­ся ценное содержание, с одной стороны, и понимание того, какими средствами пациент обычно репрезентирует собст­венный опыт — с другой. Наше намерение в данном случае состоит в том, чтобы основное внимание уделить техни­кам, которые связаны с языком.

Задача психотерапевта состоит в том, чтобы устранить бесполезные для пациента Опущении, вызывающие боль и страдания, — это опущения, связанные с областями невоз­можного, областями, в которых пациент в буквальном смысле не способен увидеть никаких других выборов, кро­ме неудовлетворительных, то есть таких, которые вызыва­ют страдание. Обычно область, в которой происходит Опу­щение, ведущее к скудности, выхолощенности опыта, — эта та область, в которой восприятие пациентом своих воз­можностей так или иначе ограничено. В ней он ощущает свою стесненность, скованность, бессилие, обреченность.

Техника восстановления полной языковой репрезента­ции срабатывает, причем ее можно усвоить, так как суще­ствует явная и четкая репрезентация — Глубинная Струк­тура, с которой можно сравнивать поверхностную структу­ру. Эта техника и заключается главным образом в сравнении одной репрезентации Поверхностной Структу­ры с полной моделью, из которой она была выведена — Глубинной Структуры. Сами Глубинные Структуры производны от полного диапазона опыта, доступного челове­ку. Глубинная структура того или иного языка доступна любому, для кого данный язык является родным. Мир опы­та доступен любому, кто желает использовать его. Высту­пая в роли психотерапевта, мы воспринимаем в качестве опущения в модели пациента любой выбор, который мы или кто-либо из известных нам людей мог, по нашим пред­ставлениям, сделать в этой же ситуации.

Опущения частей в модели пациента могут казаться психотерапевту настолько очевидными, что он может на­чать давать своему пациенту советы о том, с помощью ка­ких других способов можно было бы справиться с трудно­стями. Скорее всего, мы согласились бы с большей частью советов психотерапевта, однако, как подсказывает прак­тический опыт, опыта психотерапии, советы, которые по­падают в пробелы, возникшие в модели пациента в резуль­тате опущений, оказываются довольно неэффективными. Опущения обеднили модель пациента, причем непредстав­ленными в модели оказались именно те части возможного опыта, которые психотерапевт подсказывает или советует пациенту. В подобных случаях пациент обычно оказывает сопротивление словам психотерапевта, либо не слышит предлагаемых выборов, не воспринимая их, потому что в его модели их нет. Поэтому мы рекомендуем психотерапев­ту воздержаться от советов до тех пор, пока модель клиента не станет достаточно богатой, чтобы вместить их в себя.

Дополнительное преимущество воздержания от сове­тов и включения пациента в процесс изменения собствен­ной модели и самостоятельной выработки решений заклю­чается в том, что психотерапевт таким способом избегает опасности увязнуть в содержании и может вместо этого полностью сосредоточиться на процессе управления дейст­виями пациента, которые позволят ему справиться с воз­никшими жизненными трудностями. Это значит, что пси­хотерапевт применяет Метамодель для непосредственно­го воздействия на обедненную модель пациента.

Мы назвали уже ряд вопросов, полезных для того, что­бы помочь пациенту расширить собственную модель. При­ближаясь к границам своих моделей, пациенты обычно го­ворят фразу вроде:

Я не могу верить людям. Я не способен верить людям.

Но мы знаем случаи либо из собственной жизни, когда мы сумели поверить другим людям, либо других людей, которые сумели поверить другим людям, и понимаем поэ­тому, что мир достаточно богат, чтобы позволить пациенту испытывать доверие по отношению к другим людям; и нам понятно, что мешает ему в этом его собственная модель. Вопрос в этом случае сводится к следующему: Как получи­лось, что одни люди могут доверять другим, а наш пациент

не может? Обращаясь к пациенту с просьбой объяснить, какая особенность его модели мира не позволяет ему ве­рить людям, мы получаем немедленный ответ на этот воп­рос. Иначе говоря, мы спрашиваем его:

Что мешает вам верить людям? или

Что случилось бы, если бы вы верили людям?

При полном ответе на этот вопрос часть опущенного материала в модели пациента восстанавливается. Пациент произносит в ответ какую-либо поверхностную структуру. Психотерапевт имеет в распоряжении инструменты, позволяющие ему оценивать эти вербальные ответы — про­цессы, посредством которых осуществляется восстановле­ние Глубинной Структуры или фокусировка недостаточно ясных и четких частей образа. Эти же инструменты ис­пользуются психотерапевтом, когда он помогает пациенту измениться путем восстановления связи между пациентом и его опытом. Цель психотерапевта состоит в том, чтобы, применяя технику метамодели, получить ясное, чётко сфокусированное представление о модели пациента, обла­дающей богатым набором выборов для пациента в обла­стях, в которых пациент испытывает страдание. Примене­ние вопроса:

Что мешает вам...?

имеет решающее значение для восстановления связи па­циента со всем опытом, дающее ему доступ к материалу, который был ранее опущен и, следовательно, не представ­лен в его модели.

Искажение

Говоря об искажении, мы говорим о вещах, которые репрезентированы в модели пациента, однако извращены таким образом, что его способность действовать становит­ся ограниченной, а его способности к страданию возраста­ют. Существует несколько способов искажения Глубинной Структуры, в сопоставлении с миром опыта, способных вызвать в человеке страдание и боль.

Семантическая правильность

Один из способов, посредством которых люди искажа­ют свои модели мира, причиняют себе страдание и боль, состоит в том, что ответственность за собственные, вполне подконтрольные им самим поступки и действия они припи­сывают внешним факторам. Лингвисты выявили ряд се­мантических неправильных выражений. Например:

Жорж заставил Мэри весить 114 футов.

Согласно их генерализации, нет никаких оснований утверждать о людях, будто они могут принудить других людей совершить те или иные действия, если эти действия недоступны произвольному контролю этих других людей. Мы обошли представление о семантической неправильно­сти таким образом, чтобы охватить им и такие предложе­ния, как:

Мой муж ужасно злит меня.

Психотерапевт может показать, что это предложение имеет форму:

Один человек заставляет другого человека испытывать некоторые чувства.

Если первый человек, тот кто воздействует, отличает­ся от второго, испытывающего злость, — это значит, что предложение семантически неправильно, и принять его нельзя. Семантическая неправильность предложений та­кого типа заключается в том, что ни один человек не мо­жет в буквальном смысле создать в другом человеке какие-либо чувства. Следовательно, мы отвергаем предложения такой формы. На самом деле предложениями такого типа описываются ситуации, в которых один человек совершает какое-либо действие или поступок, а другой реагирует, ис­пытывая те или иные чувства. Суть сказанного в том, что хотя эти два события происходят одно за другим, между поступком одного человека и реакцией другого необходи­мой связи не существует. Следовательно, предложениями подобного типа описывается модель, в которой ответствен­ность за свои эмоции пациент возлагает на людей или си­лы, находящиеся вне его контроля. Сам поступок не при­чиняет эмоций; эмоция представляет собой, скорее, реак­цию, порожденную моделью, в которой пациент не берет

на себя ответственность за переживание, которое он сам мог бы контролировать.

Задача психотерапевта в подобном случае состоит в том, чтобы так или иначе изменить модель таким образом и помочь пациенту взять ответственность за свои реакции на самих себя. Осуществить это можно различными спосо­бами. Психотерапевт может спросить женщину: злится ли она так во всех случаях, когда муж делает то, что он дела­ет. Здесь психотерапевт располагает несколькими выбора­ми. Если, например, пациентка утверждает, что она злит­ся всегда, когда муж делает это, психотерапевт может про­должить, спросив се, каким конкретно образом он ее злит. Если же, напротив, пациентка признает, что иногда муж делает то, что он делает, а она при этом не злится, психо­терапевт может попросить ее определить, чем отличаются те случаи, когда данное поведение мужа не вызывает обычного автоматического следствия. В следующих главах мы опишем подробно приемы, применяемые в подобных случаях.

И здесь также применение соответствующей техники позволит психотерапевту восстановить связь пациента с собственным опытом и устранить искажения, ограничива­ющие его возможности выбора.

Пресуппозиции

То, что вначале может произвести на нас, как на пси­хотерапевтов впечатление странного поведения, или экс­центричных высказываний, в рамках модели пациентов воспринимается в качестве осмысленного. Располагать связной картиной модели пациента — значит понимать, какой смысл заключен в том или ином поведении, в тех или иных высказываниях. Это равносильно выявлению до­пущений, на которых пациент основывается в своей моде­ли мира. Допущения модели проявляются в языковом ма­териале, как пресуппозиции предложений, высказывае­мых пациентом. Пресуппозиции — это то, что непременно должно быть истиной, чтобы утверждения пациента были осмысленными (не истинными, а просто обладающими оп­ределенным значением). Один из кратчайших путей к вы­явлению обедненных частей модели пациента ведет через развитие в себе способности выявлять пресуппозиции предложений, произносимых пациентом. Пусть, напри­мер, пациент заявляет:

Я понимаю, что жена меня не любит.

Психотерапевт в ответ может идентифицировать пресуппозицию и прямо подвергнуть ее сомнению. Выразив пресуппозицию, заключенную в поверхностной структуре в явной форме, и подвергнув се сомнению. Но чтобы вооб­ще понять цитированное предложение, психотерапевту необходимо принять пресуппозиции:

Ее муж не любит ее.

Имеется эксплицитная процедура проверки того, ка­кие пресуппозиции ИМЕЮТ место в случае того или иного предложения. Психотерапевт берет поверхностную струк­туру и строит новое предложение, которое полностью сов­падает со старым, с той реакцией, что перед первым глаго­лом в нем появляется отрицательное слово — в данном случае — это предложение:

Я не понимаю, что не люблю свою жену.

Затем психотерапевт просто задается вопросом: долж­но ли то же самое предложение быть истинным, чтобы это новое предложение было осмысленным. Любое предложе­ние, истинность которого необходима для того, чтобы как первое утверждение пациента, так и утверждение, пол­ученное из него путем прибавления отрицательного слова, было осмысленным, является пресуппозицией. Особая сложность пресуппозиции состоит в том, что они не даны восприятию явным образом. Они указывают на некоторые из фундаментальных принципов в модели пациента, нала­гающих ограничения на опыт пациента.

Выявив пресуппозицию, лежащую в основе утвержде­ния пациента, психотерапевт может приступить к прямой работе над ней, применяя техники, о которых говорилось в разделе, посвященном Опущению.

РЕЗЮМЕ

В случаях, когда психотерапия, какова бы она ни была по форме, оказывается эффективной, это связано обычно с тем, что модели пациентов так или иначе изменяются та­ким образом, что пациент начинает располагать большей свободой выбора в своём поведении. Методы, описанные нами в Метамодели, направлены на то, чтобы сделать мо­дель мира, принадлежащую пациенту, более полной — что связано с обновлением какого-либо аспекта его модели. Важно, чтобы эта обновленная часть модели была тесно связана с его опытом. Чтобы добиться этого, пациенты дол­жны упражняться в совершении своих новых выборов, осу­ществлять их на практике, знакомиться с ними на опыте. В большинстве психотерапевтических подходов для дости­жения этой цели разработаны конкретные техники, на­пример, психодрама, домашняя работа, задания и т.п. Их назначение состоит во включении этого нового аспекта мо­дели в опыт пациента.

Обзорное изложение

Эффективная психотерапия связана с изменением. Метамодель, созданная путем адаптации трансформаци­онной модели языка, даст психотерапевту эксплицитный метод понимания и изменения обедненных моделей паци­ентов. В качестве одного из способов понимания общего эффекта Метамодели ее можно рассмотреть в терминах семантической правильности. В родном языке мы всегда можем провести различия между правильными группами слов — то есть предложениями — и неправильными груп­пами слов, то есть мы, носители английского языка можем интуитивно отличить то, что в английском языке является правильным, от того, что неправильно. В Метамодели мы выделяем некоторое подмножество правильных предложе­ний английского языка, которые, с вашей точки зрения, правильны также в психотерапевтическом отношении. Это множество, то есть множество психотерапевтики правиль­ных предложений, приемлемых для нас, как для психоте­рапевтов, включает в себя предложения, в которых:

(1) Нет отклонений от грамматической правильности по нормам английского языка;

(2) Нет ни трансформационных опущений, ни неисс­ледованных опущений в тон части модели, в кото­рой пациент испытывает отсутствие выбора;

(3) Нет номинализаций (процесс—событие);

(4) Нет ни слов, ни словосочетаний без референтных индексов;

(5) Нет недостаточно конкретных глаголов;

(6) Нет неисследованных пресуппозиций в той части модели, в которой пациент испытывает отсутствие выбора;

(7) Нет предложений, в которых нарушается условие семантической правильности.

Применяя к поверхностным структурам пациента эти условия правильности, психотерапевт получает в свое рас­поряжение эксплицитную стратегию, позволяющую ему вызывать изменения в -модели пациента. Применяя эти грамматические подходящие для психотерапии условия, психотерапевты обогащают собственную модель, незави­симо от того, какую конкретную форму психотерапии они применяют в своей практике. Хотя этот комплект инстру­ментов значительно увеличивает возможности любой фор­мы психотерапии, мы понимаем, что во время психотера­певтического сеанса происходит много такого, что не явля­ется по своей природе исключительно дискретным (вербальным). Но мы считаем, что дискретная модель очень важна и предлагаем для работы с ней эксплицитную Метамодель. Нервная система, порождающая дискретную коммуникацию (например, язык). Это эта же нервная сис­тема, которая порождает все прочие формы человеческого поведения, имеющие место в ходе психиатрического сеан­са, — аналоговые системы коммуникации, сны и т.д. В остальной части книги мы стремимся сделать две вещи:

во-первых, познакомить вас с применением описанной вы­ше Метамодели и, во-вторых, показать, как общие про­цессы Метамодели для дискретного поведения можно рас­пространять на другие формы человеческого поведения.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 3

1. Мы настоятельно рекомендуем вам отличные книги таких авторов, как Джей Хейли, Грегори Бейтсон с сотруд­никами, как Пол Вацлавик, Дженит Бивин и Дон Джек­сон. Их исследования, как нам кажется, наряду с метамоделью более, чем чьи-либо другие, способствуют достиже­нию этой цели.

2. Мы понимаем, что рассматриваемая здесь тремя воз­можностями вовсе не исчерпываются все логические, да и практические возможности. Например, психотерапевт мо­жет вовсе не принимать во внимание Поверхностной Структуры, предъявленной ему пациентом. Три категории реагирования со стороны психотерапевта, которые мы здесь рассматриваем, встречаются, как нам кажется, чаще всех остальных.

3. К рассмотрению этой техники, известной под общим названием “техники достижения конгруэнтностей”, мы вернемся в главе 6. В данном же случае пациент, произно­ся Поверхностную Структуру, просто приглашает наверх Глубинную Структуру. Если Поверхностная структура со­ответствует Глубинной структуре, согласующейся с его моделью (конгруэнтна его модели), пациент испытывает чувство узнавания.

4. В главе 2 и в остальных главах этой книги мы исхо­дим из принятого в философии языка взгляда, что резуль­татом номинализации — изменения репрезентации про­цесса в репрезентацию события — являются только такие имена в Поверхностной Структуре, которым в Глубинной Структуре соответствуют глаголы. Согласно же более ра­дикальной точке зрения, репрезентацией процесса в виде события являются даже те имена Поверхностной структу­ры, которым с точки зрения обычного лингвистического анализа, в Глубинной структуре не соответствуют никакие глаголы. Согласно такому подходу, в имени “стул” в виде события представлено то, что мы в действительности испы­тываем в процессе восприятия, манипулирования, ... про­цесс, обладающего пространственно-временными коорди­натами и длительностью. В этом случае различие между частями нашего опыта, представленными в Глубинной Структуре в виде глаголов, и теми частями, которые пред­ставлены в виде имен, состоит лишь в объеме различия или изменения, испытываемого нами в том, что представлено тем или иным словом, “стулья” изменяются медленно и незаметно, а “встречи” изменяются быстрее и с более зна­чимыми последствиями.

5. К рассмотрению этого предмета суммарного опыта пациента — источника, от которого производна полная языковая репрезентация, мы вернемся в главе 6 и в разде­ле “Референтные структуры”.

6. Предельным случаем здесь являются физические методы психотерапии (например, Рольфинг, Биоэнергети­ка,.,), в которых основное внимание уделяется работе над физической репрезентационной системой О, то есть когда люди представляют собственный опыт позами, движени­ем, типичными сокращениями мышц и т.п. К этой теме мы вернемся в главе 7. Но даже в этом предельном случае

психотерапевт и пациент, как правило, разговаривают друг с другом.

7. Этому в основном посвящена глава 6 в “Структуре Магии II”.

8. фактически, из обсуждения трансформаций опуще­ния в главе 2 следует, что каждый случай Свободного Опу­щения — это опущение именно аргумента Глубинной Структуры, у которого отсутствует референтный индекс.

9. Различие между интенсиональным и экстенсиональ­ным заимствовано нами из логики. В экстенсиональном определении множества члены этого множества задаются списками (то есть перечислением) этих членов в интенси­ональном определении множества конкретизации членов этого множества осуществляется заданием правила или процедуры, позволяющей рассортировать мир на члены и не члены рассматриваемого множества. Например, множе­ство всех людей ростом выше шести футов, проживающих в городке Озона, штат Техас, можно задать экстенсиональ­но, с помощью списка людей, которые действительно про­живают в Озоне, Техас, и рост которых действительно пре­вышает шесть футов, или интенсионально, с помощью процедуры, например:

(а) Пойти в адресное бюро города Озона, Техас.

(6) Взять каждого, вошедшего в список жителей Озо-ны, и проверить, не превышает ли его рост длины двух приставленных друг к другу линеек, каждая из которых имеет длину в один ярд.

Интересные рассуждения по поводу этого различия имеются в книге А.Кожибского (1933, Глава 1). Отметим, что, в общем, множество, задаваемое экстенсионально, располагает рефсренциональными индексами, а множест­во, задаваемое интенсионально, ими не располагает.

10. Мы говорим, “по необходимости*, так как модели, по определению меньше того, что они репрезентируют. В этом уменьшении заключена одновременно как ценность, так и опасность моделей, о чем говорилось в главе 1.

11. Выслушивая и оценивая ответы пациента на эти вопросы, представленные Поверхностными Структурами, можно применять все методы Метамодели. Кроме того, мы обнаружили, что очень действенной оказывается просьба, обращенная к пациенту, чтобы он, отвечая на эти вопросы, описывал не “почему” (например, обоснование, оправдание), а “каким образом” (например, процесс).

 

Г л а в а 4

ЗАКЛИНАНИЕ РОСТА И ПОТЕНЦИАЛА

 

В последней главе мы представили вам Метамодель психотерапии. Эта Метамодель основана на интуициях, которыми вы уже располагаете по отношению к своему родному языку в качестве носителя этого языка. Однако терминология, которую мы заимствовали из линг­вистики, может оказаться для вас новой. В данной главе мы предполагаем дать вам материал, позволяющий позна­комиться с конкретным применением описанной нами Метамодели. Мы понимаем, что для того, чтобы стать компе­тентными в ней, вам необходимо будет отнестись к ней с особым вниманием, что характерно для работы по усвое­нию любого нового комплекса инструментов. Эта глава да­ет возможность практически освоить принципы и материа­лы,  заключенные  в  Метамодели,  каждому психотерапевту, который захочет включить нашу метамодель в применяемую им технику психотерапии и способ поведения в ходе психотерапевтического сеанса. Осущест­вляя эту работу, вы выработаете в себе новую восприимчи­вость, научитесь слышать структуру вербальной коммуни­кации во время психотерапевтического сеанса и, тем самым, разовьете собственную интуицию.

Различные конкретные языковые явления, которые мы вам представ им, которые вы научитесь распознавать и с ко­торыми будете работать, — все это конкретные способы реализации трех универсальных процессов моделирования у людей в языковых системах. Вводя каждое конкретное языковое явление, мы будем указывать, с каким из этих процессов — Генерализацией, Опущением или Искажени­ем — оно будет связано. Ваша цель состоит в том, чтобы научиться добиваться от своего пациента такой коммуни­кации, которая включает в себя только предложении пра­вильные в психиатрическом отношении. Являясь человеком, для которого английский язык — родной, вы легко можете определить, какие предложения в английском язы­ке являются правильными; предлагаемые же нами приме­ры должны помочь вам развить способность к обнаруже­нию психотерапевтически правильных предложении анг­лийского языка, представляющих собой подмножество грамматически правильных предложений английского языка. Описание материала дается в два этапа: сначала описывается, как опознать психотерапевтически правиль­ные предложения, а затем, что делать, когда вы встретили психотерапевтически неправильные предложения.

 

УПРАЖНЕНИЕ А

Одним из наиболее полезных навыков, в приобретении которого вы в качестве психотерапевта можете упраж­няться, — это навык, позволяющий различать то, что с помощью Поверхностной Структуры сообщают пациенты, от того, какой смысл эти Поверхностные Структуры имеют для вас самих. Вопрос о проекции собственного понимания психотерапевта на пациента далеко не нов. Однако, даже если полагаясь на собственный опыт, психотерапевт спосо­бен понять в высказывании пациента больше, чем спосо­бен осознать сейчас пациент, способность производить на­званные различия оказывается жизненно важной. Если пациент не репрезентирует что-либо, чем, согласно пони­манию психотерапевта, он располагает, то это, возможно, именно та часть информации, которую пациент оставил за пределами репрезентации, то есть такая часть информа­ции, которая может подтолкнуть психотерапевта к исполь­зованию той или иной техники вмешательства. В любом случае, способность отличить то, что дано, от того, что привносите вы сами, чрезвычайно важна.

Различие между тем, что находите вы в качестве пси­хотерапевта, и тем, что эта Поверхностная Структура ре­презентирует, в буквальном смысле — идет от вас. При­вносимые вами элементы могут вписываться в модель па­циента, но могут и не вписываться в нее. Определить, согласуется ли то, что вносите вы сами, с моделью пациен­та, можно несколькими способами. Ваша компетентность

психотерапевта тем выше, чем более развита у вас способ­ность проводить это различие. А теперь мы бы хотели, что­бы вы прочитали следующее предложение, затем закрыли глаза и создали зрительный образ того, что именно пред­ставлено этим предложением.

Пациент: I'm afraid! Я боюсь!

Рассмотрите внимательно свой образ. В него будет вхо­дить определенная визуальная репрезентация испуганности пациента. Любая подробность, не входящая в эти два образа, привнесена в них вами. Если, например, вы привнес­ли какую-либо репрезентацию того, что именно пациент бо­ится, эта репрезентация идет от вас и может оказаться точ­ной или неточной. Теперь прочитайте вторую Поверхност­ную Структуру и представьте себе зрительный образ:

Пациент: Mary hurt me.

Мэри обижает меня.

Рассмотрите свой образ. Он будет включать визуаль­ные репрезентации какого-либо лица (Мэри) и визуаль­ную репрезентацию пациента. Присмотритесь вниматель­но к тому, как вы репрезентировали процесс нанесения обиды. Глагол “обижать” очень расплывчат и неконкретен. Если вы представили себе процесс обиды, внимательно изучите свой образ. Возможно, вы представили себе, что Мэри ударила вашего пациента, или сказала ему что-ни­будь гадкое. Возможно, вы представили себе, как Мэри прошла через комнату, в которой сидел ваш пациент, и не обратила на него внимания. Все это возможные репрезен­тации Поверхностной Структуры пациента. В каждой из них к репрезентации, задаваемой глаголом, вы, конструи­руя собственный образ сказанного, прибавили что-нибудь от себя. У вас имеется несколько способов определения то­го, какая именно из этих репрезентаций подходит пациен­ту, если какая-либо из них вообще ему подходит. Вы може­те попросить пациента более полно конкретизировать гла­гол “обижать”; представить в лицах ситуацию, когда Мэри обидела его и т.д. Итак, важна ваша способность различать то, что привносите вы сами. и то, что репрезентировано в Поверхностной Структуре пациента.

ОПУЩЕНИЕ

Узнавать опущение необходимо для того, чтобы суметь помочь пациенту восстановить более полную репрезента­цию собственного опыта. Опущение — это процесс, в ре­зультате которого удаляются части первоначального опы­та (мира) или полной языковой репрезентации (Глубин­ной Структуры). Языковый процесс опущения — это трансформационный процесс — результат трансформации опущения и частный случай общего моделирующего явле­ния. Опущение, в котором создаваемая нами модель уменьшена по сравнению с моделируемой вещью. Глубин­ная Структура представляет собой полную языковую ре­презентацию. Поверхностная Структура — это репрезен­тация этой репрезентации — предложение, которое паци­ент произносит на самом деле, стремясь сообщить свою полную языковую модель или Глубинную Структуру. Бу­дучи носителями английского языка, психотерапевты об­ладают интуициями, которые позволяют им определить, представляет ли Поверхностная Структура полную Глу­бинную Структуру или нет. Сравнивая Поверхностные и Глубинные структуры, психотерапевт может определить, что именно отсутствует. Пример:

(1) I'm confused. Я стесняюсь.

Основным процессуальным словом здесь является гла­гол “стесняться”. Глагол “стесняться” может встречаться в предложениях с двумя аргументами или именными слово­сочетаниями — например,

(2) I'm confused by people. Я стесняюсь людей.

Так как глагол “стесняться” встречается в предложе­нии (2) с двумя именами (Я и люди), психотерапевт может сделать вывод, что Поверхностная Структура (1) не явля­ется полной репрезентацией Глубинной Структуры, из ко­торой она выведена. Данную процедуру можно описать по­этапно следующим образом:

Этап 1: Выслушайте предъявленную пациентом повер­хностную структуру;

Этап 2: Идентифицируйте глаголы, содержащиеся в этой Поверхностной Структуре;

Этап 3: Определите, могут ли глаголы встречаться в более полном предложении — то есть предложении, в ко­тором аргументов или именных словосочетаний больше, чем в исходном предложении.

Если во втором предложении именных аргументов больше, чем в первоначальной Поверхностной Структуре, произнесенной пациентом, это значит, что первоначальная Поверхностная Структура неполна — часть Глубин­ной Структуры опущена. Первый этап в приобретении на­выка узнавать опущения, состоит в приобретении умения выявлять предложения, в которых опущения имели место. Например, предложение (3) — это полная репрезентация соответствующей Глубинной Структуры:

(3) George broke the chair. Джордж сломал стул.

а предложение (4) — неполная репрезентация его Глубин­ной Структуры:

(4) The chair was broken. Стул был сломан.

В предлагаемых ниже предложениях есть несколько полных Поверхностных Структур — без опущений — и несколько неполных — с опущениями. Ваше задание со­стоит в том, чтобы определить, какие из Поверхностных Структур — полные, а какие — с опущениями. Помните, что задание состоит в обнаружении опущений — некото­рые из психотерапевтически неправильных предложений могут быть таковыми по другим причинам, не связанным с опущениями. Дополнительные упражнения помогут вам попрактиковаться в исправлении других отклонений этих предложении, обусловливающих психотерапевтическую неправильность.

(5) I feel happy.

Я радуюсь (неполная)

(6) I'm interested in continuing this.

Я заинтересован в том, чтобы продолжать это. (пол­ная)

(7) My father was angry.

Отец рассердился (неполная)

(8) This exercise is boring.

Это упражнение скучное (неполная)

(9) I'm irritated about that.

Меня это раздражает (полная)

Все предложения, предлагаемые ниже, — суть непол­ные Поверхностные Структуры. Задание состоит в том, чтобы для каждого из них отыскать другое предложение, в котором применялось бы то же процессуальное слово или глагол, но которое было бы полнее, то есть в нем имелось бы больше именных словосочетаний или аргументов. По­сле каждого из неполных предложений мы приводим для примера более полный вариант с использованием того же глагола. Советуем вам сначала закрыть предложенный на­ми более полный вариант бумагой и записать собственный более полный вариант, и лишь после этого взглянуть на тот, который предложен нами. Например, в случае Повер­хностной Структуры:

(10) I'm scared. Я боюсь

один из наиболее полных вариантов мог бы выглядеть как:

(11) I'm scared by people. Я боюсь людей,

а другой:

I'm scared of spiders. Я боюсь пауков.

Суть, разумеется, не в том, чтобы угадать, какой именно более полный вариант мы вам предложим, а в том, чтобы приобрести навык в нахождении для неполных По­верхностных Структур их более полных вариантов.

(13) I have a problem.                        I have a problem with people.

У меня имеются разные               У меня имеются разные сложности с людьми.

сложности

(14) You're excited.           You arc excited about being here.

Вы оживлены.          Вы оживлены свиданием с другом.

(15) I'm sad.                 I'm about my mother.

Я опечален.            Я опечален полученным известием.

(16) I'm fed up.           I'm fed up with you.

Я сыт по горло.  Я сыт по горло вашими обещаниями.

(17) You are disturbing.           You are disturbing me.

Вы мешаете.                         Вы мешаете мне.

Следующая группа предложений состоит из Поверхно­стных структур, в которых имеется по два глагола; в неко­торых предложениях может быть одно или два опущения, в других опущения вовсе нет. Ваша задача состоит в опреде­лении того, имеется ли в данном предложении опущение и, если имеется, то сколько. Не забывайте проверять каждый глагол отдельно, так как опущение может быть связано с каждым из них. Например, в Поверхностной Структуре (18)

(18) I don't know what to say. Я не знаю, что сказать.

имеется одно опущение/связанное с глаголом сказать”. (сказать кому). В Поверхностной Структуре (19)

(19) I said that I would try.

Я сказал, что постараюсь.

имеется два опущения, одно из которых связано с глаголом “сказал” (сказал кому), а другое с глаголом “стараться” (стараться сделать что).

(20) I talked to man who was bored.

Я говорил с человеком, который грустил.

Два опущения: первое опущение “говорил”, второе — “грустил”

(21) I hoped to see my parents.

Я надеялся повидаться со своими родителями.

Опущение отсутствует.

(22) I want to hear.

Я хочу послушать

Одно опущение: “послушать”.

(23) My husband clamed he was frightened. Муж мой заявил, что он напуган.

Два опущения: первое опущение “заявил”, второе — “напуган”

(24) I laughed and then I left home.

Я посмеялся, а затем вышел из дому

Одно опущение: “посмеялся”

В каждой из нижеследующих поверхностных структур имеется, по крайней мере, одно опущение, найдите для каждой из них более полный вариант.

(25) You always talk as though

Вы всегда разговариваете так, будто сердитесь,

You always talk to me as you are mad at someone.

Вы всегда разговариваете со мной, будто сердитесь на кого-нибудь.

(26) My brother swears that my parents cope.  

Мой брат уверяет, что родители не могут справиться          

 

My brother swears to me my parents can't cope with him.

Мой брат уверяет меня, что родители не могут с ним справиться,

 

(27) Everybody knows that you can't win

Каждый знает, что вы не можете выиграть

Everybody knows that you can't win what win what you need.

Каждый знает, что вы не можете вы выиграть то, что вам нужно,

 

(28) Communicating is hard for My communicating to you me.                     about changing myself is

hard for me.

Мне трудно рассказывать

Мне трудно рассказывать вам о своих надеждах измениться.

 

(29) Running away doesn't help.          My running away from my

home doesn't help me.

Побег не помог.                       Мой побег никак не помог мне.

Один из способов проявления процессуальных слов, содержащихся в Глубинной Структуре, состоит в появле­нии прилагательного, выступающего в качестве определе­ния имени. Это необходимым образом связано с опущения­ми. Например, в Поверхностной Структуре

(30) I don’t like unclear people.

Я не люблю непонятных людей.

содержится прилагательное “непонятных”. Другая Повер­хностная Структура, тесно связанная с этим последним предложением,1 — это

(31) i don't like people who are unclear.

Я не люблю людей, которые непонятны.

В обеих этих поверхностных структурах имеется опуще­ние, связанное со словом “непонятных” (непонятных кому, в чем). Так, один из более полных вариантов может быть:

(32) I don't like people who are unclear to me about what they want.

Я не люблю людей, которые непонятны мне в своих желаниях.

В следующей группе Поверхностных Структур укажите случаи опущений и приведите более полный вариант каж­дого из приведенных предложении.

(33) I laughed at the irritating I laughed at the man who man.                  irritated me. Я   рассмеялся   над Я   рассмеялся   над надоедливым человеком, человеком,  который надоедал мне.

(34) You always present stupid You always present examples,               examples to me which

stupid to me.

Ты все время приводишь  Ты все время приводишь глупые примеры,        мне примеры, которые кажутся мне глупыми.

(35) Self-righteous people burn People who are self me up.                   righteous about drugs

burn me up. Распущенные люди просто  Люди, распушенные в то бесят меня.          своих словах, просто бесят меня.

(36) The unhappy letter       The letter which made me surprised me.           unhappy surprised me. Это печальное письмо Письмо, которое меня меня удивило,          опечалило, удивило меня.

(37) The overwhelming of food The price of food which disturbs me.             overhclms me disturbs.

Меня беспокоят сумас- Цены на продукты, шедшие цены на продукты, которые сводят меня с ума, меня беспокоят.

Смысл упражнений на узнавание опущений в Поверх­ностных Структурах заключается в том, чтобы подтолк­нуть вас к осознанию интуиции, которыми вы уже распо­лагаете в качестве людей в том, чтобы суметь замечать случаи, когда опущение имеет место, В следующем разде­ле описывается, как надо упражняться в оказании помощи пациенту по восстановлению опущенного материала.

Что делать

После того, как психотерапевт обнаружил, что поверх­ностные структуры пациента неполны, его задача заклю­чается в том, чтобы помочь ему восстановить опущенный материал. Самый прямой из известных нам подходов

 

Главная страница

Обучение

Видеоматериалы автора

Библиотека 12000 книг

Видеокурс. Выход в астрал

Статьи автора по астралу

Статьи по астралу

Практики

Аудиокниги Музыка онлайн- видео Партнерская программа
Фильмы Программы Ресурсы сайта Контактные данные

 

 

 

Этот день у Вас будет самым удачным!  

Добра, любви  и позитива Вам и Вашим близким!

 

Грек 

 

 

 

 

  Яндекс цитирования Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов SPLINEX: интернет-навигатор Referal.ru Rambex - рейтинг Интернет-каталог WWW.SABRINA.RU Рейтинг сайтов YandeG Каталог сайтов, категории сайтов, интернет рублики Каталог сайтов Всего.RU Faststart - рейтинг сайтов, каталог интернет ресурсов, счетчик посещаемости   Рейтинг@Mail.ru/ http://www.topmagia.ru/topo/ Гадания на Предсказание.Ru   Каталог ссылок, Top 100. Каталог ссылок, Top 100. TOP Webcat.info; хиты, среднее число хитов, рейтинг, ранг. ProtoPlex: программы, форум, рейтинг, рефераты, рассылки! Русский Топ
Directrix.ru - рейтинг, каталог сайтов KATIT.ru - мотоциклы, катера, скутеры Топ100 - Мистика и НЛО lineage2 Goon
каталог
Каталог сайтов